Мариэтта Чудакова:  «Очень многие решения я приняла в 12 лет»

Несмотря на славу непримиримой защитницы постсоветских демократических реформ в России, а также вовлеченность в политическую жизнь при прежнем президенте, главным своим делом Мариэтта Чудакова считает литературу и науку о ней. Она архивариус и текстолог, автор монографий о Ю. Олеше, М. Зощенко и М. Булгакове (к слову сказать, Чудакова первая, кто догадался о родстве Воланда и Хоттабыча), автор фантастических рассказов (сборник «Мирные досуги инспектора Крафта»), а с недавних пор и детский писатель («Дела и ужасы Жени Осинкиной»).

     – Мариэтта Омаровна, однажды я услышал от вас такую экзистенциальную фразу: «Выбор делается не умом, а волей, поскольку ум подсказывает равные аргументы к обоим решениям».
     – Это не я придумала, а Кьеркегор. Мне было, наверно, лет 25, когда я прочла эту мысль, и она очень ответила каким-то моим самонаблюдениям.
     – Часто приходилось выбирать – волей?
     – Ну, без этого нельзя даже двигаться, так сказать, по жизни. Подчинить ее течение какому-то своему замыслу… чтоб не на кого было жаловаться – вот что важно. Помню самое первое воспоминание о подобном выборе. Я кончала третий класс, и папе моему не нравилось, что я совершенно не занимаюсь, а получаю пятерки. Он был очень серьезный человек. Он сказал маме: «У нее же не выработается способность к работе!» А мне сказал следующее: «Если хочешь – мы тебя совершенно не толкаем, – за лето подготовь программу четвертого класса, сдашь по всем предметам экзамены, пойдешь в пятый. С директором я договорюсь». Лето, качели, на которых сестренка проводила все время…
     В поздние годы часто вспоминала отца и думала: как это было мудро – оставить выбор за мной! Ни малейшего морального давления я не испытывала.
     В семье было пятеро детей. Старшие отвечали за младших. В 13 лет меня и восьмилетнюю сестренку посадили на поезд в Гаграх, где мы отдыхали, и отправили одних в Москву. Это путешествие стало самым тяжелым в моей жизни (хотя хаживала потом в трудные походы). Трое суток ехал тогда поезд. Я экономила на нашей еде и всю дорогу покупала, чтоб привезти старшим брату и сестре, яблоки и дыни (они были дешевыми). Выскакивала на каждой станции, сестренка стояла в тамбуре и рыдала – думала, я опоздаю. На Курском вокзале нас должны были встретить старшие, но что-то они там напутали, и мы самостоятельно добирались до нашего дома в Сокольниках: с двумя чемоданами и сетками… Никогда этого не забуду.
     – Что и говорить, повезло вам с родителями.
     – Они нам доверяли, относились уважительно. И всегда могли на нас рассчитывать. Я тоже в детских своих книжках пытаюсь показать моим читателям, что их возраст весьма и весьма серьезный. Остановите на улице двенадцатилетнего мальчика и скажите ему: «Вся моя надежда – на тебя. Если ты мне не поможешь, я пропал!» – он сделает больше, чем взрослый мужчина.
     …Очень многие решения я приняла именно в 12 лет. Например, делать зарядку каждый день – во что бы то ни стало. Делаю до сих пор. Или. В Москве тогда – уж не знаю, почему – постоянно раздавались какие-то хлопки, похожие на выстрелы. Бух! – и все подпрыгивают и вскрикивают. А мне это жутко не нравилось почему-то. И я однажды сказала себе: «Не буду!» – и оказалось, что это возможно! Вот сейчас: что-нибудь при мне подорвите – я даже не вздрогну.

     – Многие трагедии в жизни происходят лишь потому, что человек так и не нашел свой собственный ритм. Он разрывается между личным и общим, внутренним и внешним. Ваш ритм, как видно, не только счастливо найден, но и подчинен вашей общественно-социальной позиции.
     – Вы будете удивлены, но к общественной деятельности, особенно к писанию публицистических статей я не имею вкуса. Занимаюсь ею по необходимости. Я человек науки – с головы до ног. Ни в коем случае не политик и, сколь странным это ни покажется, даже не общественный деятель. Я просто активный гражданин. У нас ведь этого не различают! Зато глупейшим образом заявляют: «Я не хожу на выборы, потому что разочаровался в политике». Раз в четыре года проголосовать – разве это политика? Нам спустя семьдесят лет чудом выпал исторический шанс. Уж не знаю, кто нас сверху заметил… Как пел Высоцкий: «Купола в России кроют чистым золотом, / Чтобы чаще Господь замечал». Разве можно этот шанс загубить?..
     Вот вам пример. Меня позвали в Комиссию по вопросам помилования при Президенте РФ. Я два месяца колебалась. Будучи противницей смертной казни, я рассуждала так: «Люди будут размышлять и взвешивать, а у меня заранее готово решение…» Мне казалось, что это этически неверно – по отношению к Комиссии. Но в одно прекрасное утро я просыпаюсь и понимаю, что все обстоит ровно наоборот – бывает же такой поворот в мыслях! Понимаю: с 19 лет я отрицаю смертную казнь, но никогда не могла реализовать это свое убеждение. А тут мне предоставляется такая возможность!.. И я тут же согласилась.
     – Простите, а что произошло с вами в 19 лет?
     – В 19 лет я впервые прочитала роман «Идиот». Все знают, что его будущий автор получил «вышку» и десять минут находился под ружьями в ожидании неминуемой казни. А в это время по плацу галопом мчался фельдъегерь, неся всем смертникам (трое уже стояли в капюшонах…) помилование…! Достоевский подробно обо всем рассказал. Как же было ему не поверить? И я поверила. Поверила, что ожидание смертной казни несравнимо даже с ужасом жертвы, над которой занесен нож преступника…
     Девять лет – с 1992 по 2001 годы – проработала наша Комиссия, после чего ее разогнали. Против нас возбуждали (или, возможно, покупали) журналистов. Леонид Радзиховский замарал себя участием в разгоне этого одного из важнейших демократических институтов – дерзнул обвинить Булата Окуджаву, Льва Разгона, отсидевшего 17 лет в советских лагерях, в том, что они «штамповали холодными руками готовые решения»; после этого, какие бы либеральные тексты он ни писал – его слово для меня навсегда обесценено.
     При этом великое множество людей и поныне убеждено, что Комиссия продолжает работать. Вот вам еще одно доказательство того, что мы не граждане своей страны. Мы – насельники большой территории под названием Россия, жильцы, жители – как угодно. Но не граждане.
     – На ваш взгляд, в России по-прежнему существует эта славная «прослойка» – интеллигенция?
     – Конечно, существует. И будет существовать. Не так давно я проехала от Владивостока до Москвы, останавливалась в 16 городах. И в каждом встречалась с двумя-тремя большими аудиториями. Я видела прекрасных, замечательных, понимающих, родных и очень близких мне по духу людей, которые имеют лишь один серьезный порок: все они уверены, что от них в этой стране ничего не зависит… И похоже – в какой-то степени (к счастью, не полностью) смирились с этим.
     У нас ведь любимая игра – смиряться. Помните, у Самойлова – замечательные стихи про Пугачева: «Как его бояре встали / От тесового стола. / «Ну, вяжи его, – сказали. / – Снова наша не взяла».
     Пример. От Благовещенска до Улан-Удэ 1200 километров бездорожья. И сплошной стеной – выжженная тайга. Торчат голые стволы. Жуткое киношное зрелище! А в Улан-Удэ директор библиотеки рассказала мне то, о чем в тех краях знают все: лес жгут на продажу. «Если лес сгорает, то что же тогда продают?» – спрашиваю. Оказывается, береза сгорает полностью, у сосны лишь обгорает кора. И легко подобраться к голому стволу, спилить его и продать китайцам. Делается это не просто при попустительстве, но при непосредственном участии местных чиновников. Китайцев я не виню. Почему же не купить у негодяев, равнодушных к собственной стране?
     – Дайте, пожалуйста, определение русского интеллигента.
     – Это человек, который независимо от своего статуса считает себя ответственным за судьбу своей страны, который озабочен ее судьбой, как своей собственной, для кого благо России является частью личного благополучия. После конца советской власти те, кто считал себя интеллигентом, – в каком-то межеумочном положении. Мне никогда не была близка идея, что интеллигент – это тот, кто всегда говорит «нет», кто всегда в оппозиции. Удивлялись: как это я пошла в Президентский совет? Когда началась чеченская война, я писала о ней самые резкие статьи в моей жизни. А подписывала их – «член Президентского совета». Уже тогда я сформулировала принцип: сотрудничать с властью – если она того заслуживает, конечно, – но никогда не брать у нее ни рубля.
     – Однажды я услышал одно из любопытных определений западной интеллигенции: «gentleforce» – «мягкая сила». Между тем, понятно, что интеллигенция – явление исконно наше. Откуда же оно взялось?
     – А вот откуда. Интеллектуалы, озабоченные судьбой страны, были, по традиции XIX века, долгое время отлучены от власти. Власть рекрутировала в свои ряды, так сказать, по другим признакам. И вся вторая половина позапрошлого века прошла под знаком не столько либеральной, сколько радикальной и революционной интеллигенции.
     И знаете, кто первый соединил разные, что ли, виды порядочных и образованных людей – в одно понятие? Михаил Булгаков. В 1930 году он написал в письме правительству о своем «упорном изображении интеллигенции как лучшего слоя в нашей стране» – изображении «интеллигентско-дворянской семьи». Раньше сочетание «дворянско-интеллигентский» было оксюмороном.
     Ведь что произошло? С приходом Советской власти через несколько лет кончилась политическая жизнь. Прежде, скажем, с 1905-го по 1917-й политическая жизнь в России кипела. Было множество партий: кадеты, октябристы, эсеры, социал-демократы, разделившиеся на большевиков и меньшевиков… Советская власть с этим покончила очень быстро. (И сейчас происходит нечто похожее: на наших глазах пытаются назначить одну правящую партию. Я, разумеется, не говорю, что ситуация полностью совпадает. Мы тут сидим с вами и свободно рассуждаем. А значит, и не следует преувеличивать отсутствие свобод. Насколько сегодня человек помнит, что есть конституция, а в ней – статья 29, часть 5, где сказано: «цензура запрещается» и готов серьезно к этому апеллировать, – настолько он свободен. Вот ежели все на конституцию плюнут… Но это так, заметка по ходу дела.)
     – Живаго – интеллигент? И булгаковский Мастер тоже?
      – Живаго – бесспорно. Мастер – тоже. Хотя он поднят над всем этим. Одно из мерцающих прочтений романа состоит в том, что Мастер – ипостась Всевышнего. Почему в эпилоге мы испытываем такое чувство потери? Вспомните свое первое ощущение. Опустевшая Москва. И эти «жертвы луны» (черновое заглавие эпилога) – «каждый год, лишь только наступает праздничное полнолуние», – взирают безнадежно на луну? Что это значит, что за «праздник»? Пасха без Воскресенья. Не узнали. Москва не узнала Второго Пришествия. Мессия покинул ее, так никому и не открывшись. Вот такое возможно дерзкое прочтение Михаила Афанасьевича Булгакова, внука двух священников.
     – Как там: «Иерусалим, почему не узнал ты времени своего?!"… Мариэтта Омаровна, недавно в одном журнале современные русские писатели отвечали на ряд вопросов, в числе которых был такой: «Какая самая переоцененная книга XX века?» Очень многие назвали роман «Мастер и Маргарита».
     – Это не совсем справедливо. Они видят, что сейчас роман «скользит» в сторону юношеского чтения. Но ведь это в свое время произошло и с Дефо, и с Вальтером Скоттом, в некоторой степени со Свифтом, не говоря уже о Дюма… С замечательными произведениями, которые писались не для подростков. Такова судьба многих книг. Это не значит, что мы ошиблись в «Мастере». Нет! Его слава была заслуженной. Так же, как слава «Робинзона Крузо», «Графа Монте-Кристо» и «Путешествий Гулливера». Все это писалось всерьез, а стало классикой детско-юношеской литературы. Честь им и хвала!
     – С некоторых пор Мариэтта Чудакова получила известность и как замечательный писатель-фантаст. Особенно памятен рассказ о человеке, который, в отличие от остального человечества, конечного во времени, – конечен в пространстве. В чем мы еще можем быть конечны?
     – Увы, как писал Достоевский, «широк человек, надо бы сузить». Вот говорят: маньяки, убийцы – это нелюди. Нет! Самое ужасное, что это люди. Нам зло оставлено, чтобы мы знали и делали выбор (возвращаемся к началу разговора). Не берусь рассуждать на богословские темы, но я верю, что свобода воли дается человеку от рождения – как дар. Как возможность самостоятельно сделать выбор между добром и злом. Ведь Всевышнему ничего не стоило стереть зло с лица Земли.
     Я очень люблю Честертона. У него есть такие слова: «Можно всю жизнь держаться на одном и том же уровне добра. Но никому никогда не удавалось удержаться на одном уровне зла: этот путь ведет вниз». Сказано точно. Каждый может для себя очертить границы добра, но границы зла очерчивать – бессмысленно.

С Мариэттой Чудаковой беседовал Санджар Янышев.