ЛИТЕРАТУРА

Михаил Шишкин

Михаил ШИШКИН. Взятие Измаила [отрывок] А еще мы с тобой, Франческа, ходили в библиотеку, которой уже не было названия. В конце апреля опять выпал снег, засыпал весь город. Гололед. С крыш текло. Ты держалась за меня и шла меленькими шажочками, чтобы не упасть. И идти нужно было дальше от стен, по проезжей части – со всех карнизов свешивались ледяные глыбы. Мы сидели в третьем, застуженном, затемненным, как в войну, зале – читатели вывинчивали лампочки и уносили домой. Кто-то читал с фонариком. Ты принесла лампочку с собой. Из-за лампочки все и случилось. Но до этого еще мы спустились в буфет, помнишь? По библиотечным коридорам и залам без конца слонялись какие-то доходяги, калеки, юродивые, и вот один такой подошел к нам в буфете. Это было время, когда там давали только суп, не знаю уж из чего. Еда она и есть еда. Взяли суп, хлеб, подцепили из таза по ложке, прямиком из дома свиданий в Ивделе попавшей в буфет Ленинки, и пошли к столикам. Выбрали незалитый краешек, отодвинули тарелки с недоеденной бурдой, стали плечом к плечу и начали хлебать. Тут этот юродивый с профессорским лбом, в заляпанном, рваном костюме, но с галстуком. В руке у него была такая же почерневшая алюминиевая ложка. Постоял напротив нас, глядя как-то странно то на суп, то на тебя, и вдруг – зачерпнул ложкой из твоей тарелки и быстрей себе в рот. Стоит и смотрит выжидающе. Ты опешила в первое мгновение, потом пододвинула ему тарелку: – Да вы ешьте, ешьте! Я хотел взять тебе еще суп, но ты сказала, что больше не хочешь. Потом шепнула, что тебе нужно выйти. Я уже сидел в зале. Ты пришла через несколько минут и села рядом, еще окутанная запахом туалета Ленинки – ни с чем не сравнимого настоя курева и забродившей мочи. Посидела, потом закачала головой: – Нет, сегодня не могу больше. Пойдем домой! И стала платком выкручивать свою лампочку. На выходе милиционерша с карандашиком в руке: – Откройте сумочку! Ты открыла, она туда карандашиком. – А это что такое? Увидела лампочку. Тут началось. Ты стала объяснять, что принесла с собой, и ради Бога, готова ее подарить библиотеке, но милиционерша сразу выхватила у тебя из рук билет: – Ждите, пока закроется библиотека, будем составлять протокол. – Да неужели вы думаете, – удивлялась ты, – что я украла у вас лампочку? Милиционерша стала отпихивать тебя в сторону: – Вы что, не видите, что мешаете? Смотрите, какая уже из-за вас очередь! Я пытался что-то объяснить, но безуспешно. Ты хотела взять у нее из коробочки на прилавке гардероба свой билет. Она схватила тебя за руку так, что ты вскрикнула. Тут я не выдержал и стал вырывать тебя: – Что вы делаете, ей же больно! Милиционерша выхватила свисток и издала оглушительную трель. Как из-под земли выскочили люди в камуфляже. Мне выкрутили руки, куда-то повели. Я стал вырываться. Один схватил меня за волосы. Я лягнул его ногой и тут же получил удар палкой по почкам. Ты бежала за нами, ничего не понимая, и кричала: – Зачем? Что вы делаете? Отпустите его! Не надо бить! Я что есть силы ударил одного из них ногой еще раз, тут мне так крутанули руку, что послышался хруст в плече. Вывели из библиотеки и потащили по снегу к метро, в отделение. Ты еле поспевала за нами. Я кричал: – Франческа, все в порядке, иди домой! Снова дали палкой по почкам, чтобы молчал. Все это было, что ни говори, забавно. В милиции долго составляли протокол. – Пиши, Шаров, кольцо металла желтого цвета! Ты все повторяла: – За что? Я ничего не понимаю! Тогда один из тех, в камуфляже, завернул штанину и показал тебе красное с зеленью пятно: – Вот за что! Тебя выставили, а меня на ночь повезли куда-то. Мне было даже все равно – куда. Напала какая-то апатия, и разболелось плечо. Ночь я провел на досках в компании бомжа и одноглазого чечена. Вместо глаза у него были какие-то складочки. В полумраке камеры было видно, как эти складки то сходились, то расходились, будто у него в глазу сидел какой-то мохнатый ночной мотылек. Чечен сказал: – Дай посмотрю, что у тебя с рукой. Плечо опухло. Чечен помял его пальцами и, без всякого предупреждения, резко дернул мне руку. Что-то щелкнуло. – Все, – сказал он, – спи спокойно! Наверно, я вскрикнул, потому что кто-то в форме открыл дверь и спросил: – Что тут у вас, блядь, происходит? Я ответил: – Все нормально! Из-за двери: – Чего тогда орешь, сука? Я лег и закрыл глаза. – Блядь, пидарасы, поспать не дают! – Дверь захлопнулась. Я никак не мог заснуть, лежал в полузабытьи. Болело плечо. В носу набухал запах, знакомый мне еще по Льгову и Ивделю. Забавно, думал я, глядя на тускло светившийся потолок. Забавно. И еще я думал о тебе. Закончилось все так же по-палехски, как и началось. Ты звонила знакомым, спрашивала, что делать, и они объясняли, что нужно просто ментам дать. Ты растерялась оттого, что нужно совать деньги представителям правоохранительных органов, и с тобой на следующее утро пошла Оксана – все было улажено в несколько минут. И знаешь, Франческа, это все-таки чертовски здорово – выйти на волю, даже всего после одной ночи, вдохнуть московский, весенний ветер, прижаться к тебе и зашлепать по мерзлой каше к метро. Я позвонил в школу, что на первый урок я не успею, но на остальные приду. Моя завучесса спросила: – Михаил Павлович, что-нибудь произошло? Я успокоил ее: – Нет – нет, все в порядке. Пусть лучше думает, что я проспал. Ничего не нужно будет объяснять. Я говорил тебе тогда в метро, что надо радоваться за коллекцию, за новые приобретения: у нас теперь есть вот этот удивительный, с запахом тающего снега и бензина ветер, такой упоительный после ментовки даже со всей его выхлопной гущей, есть лампочка, раздавленная, как оказалось, в твоей сумке, есть чечен, у которого вместо глаза мотылек, есть щелчок плеча. Но ты уже не верила в нашу коллекцию, потому что знала про себя то, что подтвердил купленный в аптеке тест. Ты носила уже в себе нашего ребенка. А от того похода в библиотеку остались в виде сувенира лишь вши, которые успели переползти на меня с бомжа, да еще ныло какое-то время плечо.   …«Вот дела, а у меня в Измайловском у брата жена в библиотеке работает». «Да что вы говорите! Надежда Дмитриевна? Вот уж тесен мир! Очень рад! Весьма приятная женщина, хотя и строга. Я у нее часто книги беру, так она потом все перелистывает, чуть ли не каждую страницу нюхает. Понимаете, я разводил краски и случайно капнул. Так она потом лютовала! С тех пор все время проверяет».   …Говорю себе всякий раз: не бери книг в библиотеке! Или засалят все так, что невозможно в руки взять или изрисуют непотребствами. А эту вроде пролистала – чистенько. Ладно, думаю, возьму. Так здесь кто-то на каждой странице поставил по точке под буквой – если только эти отмеченные буквы читать, такое получится!