ЛИТЕРАТУРА

Артуро Перес-Реверте	Артуро ПЕРЕС-РЕВЕРТЕ. Клуб Дюма, или Тень Ришелье [отрывок]      …Я познакомился с Лукасом Корсо, когда он явился ко мне с «Анжуйским вином» под мышкой. Корсо был своего рода наемным солдатом у генералов-библиофилов, то есть промышлял охотой за книгами по заказам клиентов. А что требуется от человека, который занимается таким ремеслом? Он не должен быть слишком разборчивым в средствах, зато ему нужны хорошо подвешенный язык, быстрая реакция, терпение и, разумеется, большое, везение – это в первую очередь. А также отличная память, чтобы вовремя сообразить, где, в каком пыльном закутке, в какой лавке старьевщика лежит-полеживает томик, за который некто готов заплатить бешеные деньги. Корсо обслуживал узкий круг избранных клиентов: пару десятков букинистов из Милана, Парижа, Лондона, Барселоны и Лозанны – тех, что берут в работу всего полсотни книг, не более. Их можно назвать аристократами букинистического мира, ибо они торгуют инкунабулами, антикварными экземплярами и понимают: если книга переплетена в пергамен, а не в телячью кожу и поля у нее на три сантиметра шире обычного, это может поднять цену на тысячи долларов. Они – шакалы в царстве Гутенберга; пираньи, снующие вокруг ярмарок антиквариата; пиявки, присосавшиеся к аукционам. Они способны продать собственную мать – лишь бы заполучить экземпляр первого издания; правда, клиентов они принимают в гостиных с видом на Домский собор или Боденское озеро и сидят при этом на кожаных диванах. И еще: они никогда не пачкают рук и не пятнают совести. На то существуют такие типы, как Корсо, которые ничем не брезгуют. Тем они и полезны…        …Дело в том, что это я, то есть пишущий эти строки Борис Балкан, сидел в библиотеке, ожидая гостя, и вдруг увидел на пороге Корсо с ножом в руке и со взором, пылающим праведным гневом. Я заметил, что он явился без сопровождающих, и это меня встревожило, хотя я постарался сохранить на лице приличную случаю маску невозмутимости. В остальном я хорошо продумал эффект: полумрак библиотеки, свет канделябров, стоящих на столе, за которым сижу я – с томом «Трех мушкетеров» в руках… И даже одет я был – совершенно случайно, но как нельзя более кстати – в красную бархатную куртку, которая напоминала пурпур кардинальского облачения.      Мое большое преимущество заключалось в том, что я-то знал, что увижу Корсо – одного или с кем-то, а вот он никак не предполагал увидеть именно меня; поэтому я и решил воспользоваться эффектом неожиданности. Но нож и грозное выражение его лица мне не понравились. Поэтому я не стал тянуть с объяснениями.      – Поздравляю вас, – сказал я, захлопнув книгу, словно его приход прервал чтение. – Вы смогли довести игру до конца.      Он стоял у порога и смотрел на меня. Не стану скрывать: я искренне и от всей души наслаждался изумлением, застывшим у него на лице.      – Игру? – выдавил он из себя хриплым голосом.      – Да, игру. Напряжение, поиски нужного варианта, находчивость, ловкость… Знаете, свобода действий в рамках неукоснительных правил самоценна и щекочет нервы, радует возможностью поступать не так, как принято в повседневной жизни… – Честно говоря, все это придумал не я, о чем Корсо незачем было знать. – Устраивает вас такое определение?.. Ведь сказано во второй книге Самуила: «Пусть явятся дети и играют пред нами…» Дети живут игрой, и они – самые лучшие читатели: они все делают с величайшей серьезностью. По сути, игра – это единственная по-настоящему серьезная вещь; в ней нет места скепсису, не так ли?.. Верь – не верь, но коли хочешь участвовать, будь добр подчиняться правилам. Только тот, кто соблюдает эти правила или по крайней мере знает их и учитывает, может уповать на победу… То же самое происходит при чтении книги: надо поверить и в интригу, и в персонажей, чтобы повествование доставило удовольствие. – Я замолк, полагая, что поток моего красноречия произвел на него нужный мне успокаивающий эффект. – Кстати, вы ведь не могли добраться сюда в одиночку… А где же тот, другой?      – Рошфор?.. – Корсо зло скривил губы. – С ним произошел несчастный случай.      – Вы зовете его Рошфором?.. Остроумно и весьма уместно. Вижу, что вы из числа тех, кто принимает правила… Хотя чему уж тут удивляться…      Корсо засмеялся, но смех его меня не успокоил.      – А вот он вроде бы очень удивился, когда я его покидал.      – Вы пугаете меня, – фальшиво улыбнулся я, и на самом деле встревожившись. – Надеюсь, с ним не случилось большой беды?      – Он упал с лестницы.      – Да что вы!      – Ага! Но можете не беспокоиться. Когда я уходил, ваш агент еще дышал.      – Слава богу! – Я попытался опять улыбнуться, чтобы скрыть волнение; все это выходило за рамки намеченного плана. – Значит, вы слегка проучили его?.. Перехитрили? Что ж… – я великодушно развел руки. – Не переживайте.      – А я и не переживаю. Зато у вас повод к тому имеется.      Я сделал вид, что не расслышал его реплики.      – Самое важное – добраться до финиша, – продолжал я, ухватив прерванную было мысль. – А что касается всякого рода уловок, то у нас есть замечательные предшественники… Тесей выбрался из лабиринта благодаря нити Ариадны, Ясон похитил руно с помощью Медеи… Кауравы в «Махабхарате» хитростью выиграли игру в шашки, а ахейцы облапошили троянцев, подсунув им деревянного коня… Так что ваша совесть может быть спокойной.      – Спасибо. О своей совести я позабочусь сам.      Он вытащил из кармана сложенное вчетверо письмо миледи и кинул на стол. Я, разумеется, сразу узнал собственную руку – слишком тщательно выведенные прописные буквы. «Все, что сделал предъявитель сего, сделано по моему приказанию…» и т. д.      – Надеюсь, – сказал я, поднося лист бумаги к пламени свечи, – игра вас по крайней мере позабавила.      – В отдельные моменты.      – Рад, очень рад. – Мы оба смотрели, как письмо горит в пепельнице, куда я его кинул. – Если все замешано на литературе, то умный читатель может получить удовольствие даже от таких сюжетных ходов, где он становится жертвой. А я из числа людей, полагающих, что желание поразвлечься – отличный повод для игры. Как и для того, чтобы взяться за чтение истории или чтобы написать ее.      Я встал, не выпуская из рук «Трех мушкетеров», сделал несколько шагов по комнате и глянул исподтишка на часы – до двенадцати оставалось двадцать долгих минут. Золоченые корешки старинных переплетов тускло поблескивали на полках. Я полюбовался ими, делая вид, что забыл о Корсо, потом повернулся к нему.      – Вот они, – я обвел рукой библиотеку. – Можно подумать, что книги стоят себе тут недвижно и беззвучно, но ведь они переговариваются между собой, хотя и кажется, что друг друга не знают. Поддерживать беседу им помогают их авторы – так яйцо использует курицу, чтобы получилось новое яйцо.
* Лукус де Рене – псевдоним, которым отец Артуро Переса-Реверте подписал свой роман «Рыцарь в желтом камзоле» (опубликован не был)	Я поставил «Трех мушкетеров» на прежнее место на полке. Дюма попал в хорошую компанию: с одной стороны «Пардайяны» Зевако, с другой – «Рыцарь в желтом камзоле» Лукуса де Рене*. Времени у нас было достаточно, поэтому я открыл последнюю книгу и громко прочел:           «Часы в Сен-Жермен д'Оксеруа пробили полночь, в это время по улице Астрюс двигались вниз три всадника, закутанные в плащи, и вид у них был не менее решительный, чем поступь их лошадей». – Первые строки, – произнес я.      – Первые строки почти всегда бывают замечательными… Помните нашу беседу о «Скарамуше»? «Он появился на свет с обостренным чувством смешного…» Бывают начальные фразы, которые помнишь всю жизнь, согласитесь… Например, «Пою оружие и героя»… А вы никогда не играли в такую игру с кем-нибудь из очень близких вам людей? «Скромный молодой человек в разгар лета направлялся…» Или: «Давно уже я привык укладываться рано». И, разумеется, вот это: «15 мая 1796 года генерал Бонапарт вступил в Милан…»      Корсо скривился:      – Вы забыли ту, что привела меня сюда: «В первый понедельник апреля 1625 года все население городка Менга, где некогда родился автор «Романа о розе», казалось взволнованным так…»      – Да, действительно, первая глава, – подтвердил я. – Вы все проделали отлично.      – То же самое сказал Рошфор, прежде чем упал с лестницы.      Наступило молчание, нарушенное ударами часов, которые отбивали три четверти двенадцатого.      Корсо кивнул в сторону лестницы:      – Осталось пятнадцать минут, Балкан.      – Да, – согласился я. Этот тип обладал дьявольской интуицией. – Пятнадцать минут до первого понедельника апреля.      Я поставил «Рыцаря в желтом камзоле» на прежнее место и прошелся по библиотеке. Корсо продолжал наблюдать за мной, не трогаясь с места и не выпуская ножа из рук.      – Нож пора бы убрать, – прозрачно намекнул я.      Он чуть помедлил, но лезвие закрыл, а нож сунул в карман, правда, при этом глаз с меня не спускал. Я одобрительно улыбнулся и снова указал на книги.      – Мы никогда не остаемся с книгой наедине, не правда ли? – проговорил я, только чтобы не молчать. – Каждая страница напоминает нам какой-нибудь из прожитых дней и помогает воскресить те чувства, что наполняли его. Счастливые часы отмечены мелом, печальные – углем… Где именно я тогда находился? Какой принц назвал меня своим другом, какой нищий – братом?.. – Я немного помолчал, подыскивая новые слова, чтобы закруглить болтовню.      – Какой сукин сын – товарищем… – подсказал Корсо.      Я глянул на него с упреком. Этот зануда решил испортить всю мою речь, сбив высокий пафос, который я ей придал.      – Зачем вы лезете на рожон?      – Я веду себя так, как мне нравится, ваше высокопреосвященство.      – В этом «высокопреосвященстве» я улавливаю иронию. – Он задел меня за живое. – Из чего делаю вывод, сеньор Корсо, что вы остались во власти предрассудков… Это Дюма превратил Ришелье в злодея, хотя злодеем тот никогда не был… Дюма руководствовался литературными соображениями… Ведь я объяснял вам это во время нашей последней встречи в мадридском кафе.      – Грязный трюк, – возразил Корсо, не уточнив, кого имел в виду: Дюма или меня.      Я решительно поднял вверх указательный палец, вознамерившись закончить свою мысль.      – Это вполне законный прием, подсказанный чутьем и талантом самого великого сочинителя историй из всех, какие только существовали в нашем мире. И все же… – Тут я горько улыбнулся, с искренней печалью. – Сент-Бев уважал его, но не признавал как писателя. Виктор Гюго, его друг, отдавал должное умению Дюма выстраивать драматическое действие – и не более того. Плодовитый и расточительный, говорили о нем. Не владеющий стилем. Его упрекали за то, что он не копался в печалях и невзгодах, одолевающих человеческое существо, а также – в недостатке тонкости и проницательности… Недостаток тонкости! – Я провел ладонью по корешкам серии о мушкетерах, которая стояла на полке. – Я согласен с добрым папашей Стивенсоном: не найти другого гимна дружбе – столь же длинного, полного приключений и прекрасного, как этот. Вспомните «Двадцать лет спустя»: сперва герои едва ли не сторонятся друг друга; это зрелые, эгоистичные люди, погрязшие в мелочах, навязанных им жизнью, они даже принадлежат к враждующим лагерям… Арамис и д'Артаньян врут и притворяются, Портос боится, что у него попросят денег… Условившись встретиться на Королевской площади, они берут с собой оружие и готовы пустить его в ход. А в Англии, когда из-за неосторожности Атоса все они попадают в опасную переделку, д'Артаньян отказывается пожать ему руку… В «Виконте де Бражелоне» в истории с железной маской Арамис и Портос выступают против старых друзей». Но это случается потому, что они живые, полные противоречий человеческие существа. Хотя всегда, в некий высший момент, снова побеждает дружба. Великая вещь – дружба! А у вас, Корсо, есть друзья?      – Хороший вопрос!      – Для меня дружбу всегда воплощал в себе Портос в пещере Локмария: гигант погиб под скалой, чтобы спасти товарищей… Помните его последние слова?      – «Чересчур тяжело»?      – Точно!
** Капитан Марлоу – персонаж романа Дж.Конрада «Лорд Джим» (1900)	Признаюсь, я даже слегка растрогался. Совсем как и тот молодой человек, которого в клубах табачного дыма описывал капитан Марлоу**, Корсо был одним из наших. Но, к сожалению, он оказался упрямым, злопамятным типом и ни за что не желал дать волю эмоциям…