ЛИТЕРАТУРА

Одри Ниффенеггер

Одри НИФФЕНЕГГЕР. Жена путешественника во времени [отрывок]      Я заполняю карточку посетителя: «Клэр Эбшир, 11:15; 26/10/1991,Отдел редких книг». Я никогда раньше не была в библиотеке Ньюберри и теперь, войдя в темное, мрачное здание, ужасно волнуюсь. Мне кажется, что библиотека – это огромная коробка, полная прекрасных книг, настоящий рождественский подарок. В лифте царит полумрак, шума почти не слышно. Выхожу на третьем этаже, заполняю заявку на пропуск, потом иду наверх в отдел редких книг. Каблуки стучат по деревянному полу. В комнате тихо, хотя довольно людно. Рядами стоят солидные, тяжелые столы, заваленные книгами; вокруг них толпятся читатели. Через высокие окна проникает осеннее чикагское утро. Подхожу к столу, беру несколько заявок. Я пишу работу по истории искусств. Тема моего исследования – «Келмскотт-Пресс», Чосер. Мне нужен сам текст, и я заполняю на него заявку. Но еще мне хочется почитать об изготовлении бумаги в Келмскотте. Ничего в этом каталоге не понимаю. Иду обратно к столу и прошу женщину помочь мне. Начинаю объяснять, что мне нужно, она бросает взгляд мне за спину и обращается к кому-то:      – Возможно, мистер Детамбль сможет помочь вам.      Я оборачиваюсь, готовясь объяснять все сначала, и оказываюсь лицом к лицу с Генри. У меня нет слов. Это Генри, спокойный, в одежде, моложе, чем я его когда-либо видела. Генри работает в библиотеке в Ньюберри, и он стоит напротив меня, сейчас, в настоящем. Это просто невероятно. Он терпеливо смотрит на меня, вежливо, но неуверенно.      – Я могу вам чем-то помочь? – спрашивает он.      – Генри! – Я едва сдерживаюсь, чтобы не кинуться к нему на шею. Я ясно вижу, что он понятия не имеет, кто я такая.      – Мы встречались? Извините, но я не…      Генри бросает взгляд по сторонам, он беспокоится, что мы привлекаем внимание читателей, коллег, и роется в памяти, пытаясь осознать, что, наверное, в будущем он встречал эту невероятно счастливую девушку, которая стоит сейчас напротив него. В последнюю встречу мы занимались любовью в долине. Я пытаюсь объяснить:      – Я Клэр Эбшир. Я знала тебя, когда была маленькой девочкой… – я растеряна, потому что люблю человека, который стоит сейчас передо мной и ничего обо мне не помнит. Для него это все в будущем.      Включаю свет, и читальный зал выскакивает из темноты: тяжелые деревянные столы и стулья, бордовый ковер, огромный пугающий стол администратора. В библиотеке Полевого музея нет ничего, что привлекло бы пятилетнего мальчишку. Это закрытое книгохранилище для ученых и аспирантов. Вдоль стен стоят книжные шкафы, но в основном это периодические издания викторианской эпохи в кожаных переплетах. Книга, которая нужна мне, лежит одиноко в огромном ящике из стекла и дуба посреди комнаты. Открываю замок булавкой для волос и распахиваю стеклянную дверцу. Честное слово, музею нужно лучше заботиться об охране. Я не думаю, что делаю что-то ужасное; в конце концов, я истинный библиотекарь, постоянно провожу лекции в Ньюберри. Прохожу за стол администратора, беру кусок войлока, несколько подставок и кладу их на ближайший стол. Затем закрываю и аккуратно вынимаю книгу из ящика, кладу ее на войлок. Придвигаю стул.      – Эй, встань на него, чтобы было лучше видно.      Генри залазит на стул, и я открываю книгу. Это «Птицы Америки» Одюбона, огромная, роскошная, потрясающая книга чуть не с меня ростом. Эта копия – лучшая из существующих, и я провел много дождливых вечеров, наслаждаясь ею. Открываю ее на первом листе, Генри смотрит и улыбается.      – «Полярная гагара обыкновенная», – читает он. – Она совсем как утка.      – Да, действительно. Спорим, я угадаю, какая твоя любимая птица.      Он трясет головой и смеется <…>, и мы начинаем рассматривать книгу сначала, медленно переворачивая страницы с птицами, которые выглядят такими же, как и те, которых мы видели в стеклянных колбах внизу.      – Это большая голубая цапля. Она ужасно большая, больше, чем фламинго. Ты когда-нибудь видел колибри?      – Сегодня видел!      – Здесь, в музее?      – Угу.      <…>Каждый переворот страницы – как расстилание простыни: огромное бумажное полотно медленно поднимается и переворачивается. Генри смотрит внимательно, не уставая удивляться, и испускает тихое довольное повизгивание, увидев очередного северо-американского журавля, американскую лысуху, большую гагару, хохлатого дятла. Когда мы доходим до последней страницы, «Белоснежная овсянка», он наклоняется и дотрагивается до страницы, аккуратно поглаживая выбитую надпись. Я смотрю на него, смотрю на книгу – и вспоминаю этот момент, эту первую книгу, в которую я влюбился, вспоминаю, как мне хотелось забраться внутрь нее и заснуть.