ЛИТЕРАТУРА

Габриела Мистраль

Габриела МИСТРАЛЬ. Мои книги Жильцы дубовых полок, безмолвны ваши страсти, как вы красноречивы, хотя молчите глухо, хранительницы смысла, целительницы духа, исполненные скорби, дарующие счастье!   Под тяжестью вседневной согбенная устало, я с наступленьем ночи сумею распрямиться: поглажу переплеты и угадаю лица, и мне кивнут с улыбкой все те, кого не стало.   Кипят псалмы Давида разливом жаркой лавы, и в огненную бездну я сердце окунаю, о Библия, едва ли найдется даль иная, чьи вечные просторы настолько величавы!   Ты лучших в этом мире своим вином вспоила, несокрушимый стержень и твердая основа. Когда я повторю твое святое слово ко мне опять приходят спокойствие и сила.   Бессмертный Флорентиец был первым человеком, разбередившим сердце своим протяжным стоном – во мне его дыханье, как в тростнике зеленом, и я плыву доныне по алым адским рекам.   Идя сквозь дым и пламя, томясь по розам сада, с гортанью пересохшей, безумная от жажды, на цветники Ассизи я набрела однажды, и освежила губы нездешняя прохлада.   К Франциску из Ассизи меня вела дорога, он вышел мне навстречу, бесплотный, как туманы, целуя чаши лилий, гноящиеся раны, в любом явленьи божьем целуя имя Бога.   Мистраль, певец Прованса! Я помню и поныне земли разверстой комья, пьянящий запах пашен. Взгляд девочки влюбленной беспомощно-бесстрашен, и суждено ей сгинуть в обугленной пустыне.   И ты, Амадо Нерво, сладчайший голос горлиц, из выжженного сердца невынутое жало. Цепочка гор далеких ломалась и дрожала, когда я вдаль глядела, от строчек не опомнясь.   О доблесть книг старинных, о ветхая бумага, ты не сдаешься тленью, чтоб утолять печали. Иов, как прежде, страждет, и безответны дали, и жив Фома Кемпийский, и горечь, и отвага!   Как Иисус, свершая свой крестный путь с любовью, вы раны отирали стихом, и ваши лики на книгах проступили, и платом Вероники глядит творенье – роза, запекшаяся кровью!   Целую ваши губы, ушедшие поэты! Вы стали горстью пыли, но остаетесь рядом, спеша меня ободрить и голосом, и взглядом, и вечным кругом лампы мы в сумраке согреты.   О мертвые, вы с нами во славе бестелесной! Прильну во мраке ночи к распахнутым страницам – к глазам неутоленным, сожженным страстью лицам, скипевшимся во прахе в земле глухой и тесной.