Library.Ru {3.2} Отражения

главная библиотекам читателям мир библиотек infolook виртуальная справка читальный зал
новости библиоnet форум конкурсы биржа труда регистрация поиск по порталу


Мир библиотек Отражения Литература

 ЛИТЕРАТУРА

Олег Богаев
Олег Богаев

  Олег БОГАЕВ. Мёртвые уши или новейшая история туалетной бумаги

  Комедия в двух действиях

  Действующие лица:
  ЭРА НИКОЛАЕВНА, крепкая женщина
  КВАРТЕТ русских классиков
  ДАМА из СОБЕСа, на голове берет
  ДВА ЧИНОВНИКА Департамента Культуры
  КОЛЛЕКЦИОНЕР редких изданий
  ДВА МИЛИЦИОНЕРА
  СВЕТА, библиотекарь в декрете
  ПИСАТЕЛЬ СУСЛЕНКО, Лауреат Нобелевской премии
  ДАНТЕС, убийца Пушкина

Действие происходит в соседней квартире
 
Вечно Эра Николаевна попадала в неприличные истории. Казалось бы, теперь она почтенная женщина, однако – вот новое приключение. Но подождите.
Пытаюсь подобрать нужные слова для описания её личности и как-то ничего не приходит в голову, кроме – «большая, огромная, здоровая».
Ростом она метра два или три, что само по себе уже говорит о многом. Широкая кость, какая только возможна, руки, ноги, голова редких размеров. По словам фельдшера – крупный организм. Заметный.
Бывало, идёт она по проспекту и все уже знают: Эра Николаевна стремится куда-то.
Но как обычно случается, промашка с генами вышла: умственные способности не в пример телесным чудесам оказались ничтожно малы. И от этого Эра Николаевна пострадала в жизни. Организм требовал много пищи, грех на еде экономить такому человеку.
Скажете – да что за скотина такая перед нами, животное, а Дарвин добавит – это моя обезьяна.
А я думаю так – Человек она, не смеха ради…

 
ПЕРВАЯ КАРТИНА
 
Над столом возвышается Эра Николаевна. Большой человек, большая кастрюля. С аппетитом ест похлебку, жует, черпает ложкой, кладет в рот. Вдруг чихает в тарелку, летят брызги во все стороны, она ловко и быстро утирается кулаком, икает. Снова жадно, как в последний раз в жизни, ест.
Съела. Смотрит в пустое дно. О чем-то размышляет, задумчиво ковыряет в носу. Встает во весь свой рост, потягивается. Берет кастрюлю, ест.
В коридорчике возникла молчаливая фигура в старинном сюртуке. Человек с интересом озирается, входит в комнату. Смотрит на Эру Николаевну, ласково улыбается.
Эра Николаевна увлечена супом и не замечает.
Человек деликатно ждет, когда на него обратят внимание, кашлянул в кулак. Кашлянул второй раз.
Эра Николаевна поднимается голову, видит чужого человека в своей квартире.
Поперхнулась. Выкатила удивлённые глаза. Кашляет в тарелку. Во все стороны летит лапша.

 
ЧЕЛОВЕК. Добрый вечер, Эра Николаевна.
 
ЭРА. (Кашляет.) Г-ха… Г-ха… г-ха… (Откашлялась, тупо глядит на человека, не понимает его присутствия.) Вот холера… Ты кто?
 
ЧЕЛОВЕК. Прошу… деликатно… прощения. Всяческие извинения за… неожиданный визит, но… Дело требует неотлагательно, срочно.
 
ЭРА. Кого? .. Ты кто такой?!
 
ЧЕЛОВЕК. Я пришёл серьёзно поговорить с вами.
 
ЭРА. Серьезно?
 
ЧЕЛОВЕК. Уважаемая Эра Николаевна….
 
Эра икнула, выплюнула в тарелку кусок теста, изумленно смотрит.
 
Вам может показаться странным, загадочным моё появление… Однако, только вы способны разрешить затруднительное положение, в котором оказался не только я один.
 
Смотрят друг на друга.
 
ЭРА. Ленька, ты?
 
ЧЕЛОВЕК. Сложившаяся ситуация требует от меня решительных действий, поэтому я осмелился на этот опасный и рискованный шаг. По законам природы я не должен был являться, но я вынужден.
 
ЭРА. Кого?
 
ЧЕЛОВЕК. Может возникнуть вопрос: почему я обращаюсь именно к вам? Отвечу. Вы самый умный, образованный человек в районе. Ваша внутренняя конституция, жизненный опыт… незаурядная личность – все это внушает доверие и наше расположение.
 
ЭРА. (Испуганно.) Куда?
 
ЧЕЛОВЕК. Итак, вы согласны?
 
Пауза.
 
ЭРА. Ты кто?
 
ЧЕЛОВЕК. Посмотрите внимательно на мое лицо.
 
ЭРА. Ну… И чо?
 
ЧЕЛОВЕК. Узнали?
 
ЭРА. Рожа вроде знакомая…
 
ЧЕЛОВЕК. Ну, вспоминайте, вспоминайте…
 
ЭРА. Ну-ка, сыми очки.
 
Человек снимает очки.
 
ЧЕЛОВЕК. Узнали?
 
ЭРА. А теперь боком повернись… Погоди… Ты как попал сюда, стручок?
 
ЧЕЛОВЕК. Дверь была закрыта.
 
ЭРА. В окно влез?
 
ЧЕЛОВЕК. Нет.
 
ЭРА. А как?
 
ЧЕЛОВЕК. Пожалуйста, не пугайтесь.
 
ЭРА. Спасибо.
 
ЧЕЛОВЕК. (В сторону.) Чепуха какая-то… Нелепое, глупое положение. Она не знает меня.
 
ЭРА. Петрович?… Нет … Петрович – он не такой. Он маленько другой… А этот хилый какой-то…
 
ЧЕЛОВЕК. Ну, что ж. Я вынужден представиться. Доктор…
 
ЭРА. … А где халат?
 
ЧЕЛОВЕК. Какой халат?
 
ЭРА. Белый.
 
Пауза.
 
ЧЕЛОВЕК. К сожалению, я не Петрович и не Трофимыч.
 
ЭРА. А кто ты?
 
ЧЕЛОВЕК. Я… (Пауза.) Писатель.
 
ЭРА. Кто-о-о-о?…
 
Пауза.
 
ЧЕЛОВЕК. Писатель.
 
ЭРА. Врёшь.
 
ЧЕЛОВЕК. Ну… Теперь-то вы узнали меня?
 
ЭРА. Господи… Живой писатель?! (Пауза.) Я вашу книжку до сих пор читаю! (Ищет в шкафу, достает тонкую пыльную брошюру, показывает.)
 
ЧЕЛОВЕК. (Смотрит.) Что это за дрянь?
 
ЭРА. Господин Сусленко! Мне сильно понравилось… Я плакала, когда Егорка попал под поезд. Только вот обложка обрямкалась.
 
ЧЕЛОВЕК. (Листает брошюру.) Кто такой Лев Сусленко?
 
Пауза.
 
ЭРА. А разве не вы?
 
ЧЕЛОВЕК. Простите.
 
Пауза.
 
ЭРА. А говорил – писатель…
 
ЧЕЛОВЕК. Я писатель, но другой.
 
Пауза.
 
ЭРА. Какой?
 
ЧЕЛОВЕК. Антон Павлович Чехов.
 
Пауза. Смотрят друг на друга.
 
ЭРА. И чо?
 
ЧЕХОВ. Ну.
 
ЭРА. Ну?…
 
Пауза.
 
ЧЕХОВ. Великий русский классик.
 
ЭРА. Кто?
 
ЧЕХОВ. Я…
 
ЭРА. Ну и чо?…
 
ЧЕХОВ. То есть как?
 
ЭРА. Ну-ка, скажи еще раз…
 
ЧЕХОВ. Я – Чехов… Русский классик.
 
ЭРА. Чехов… Классик… Русский… (Морщит лоб, вспоминает.)
 
ЧЕХОВ. Этого не может быть… Наверняка, читали что-нибудь, да забыли… Вспомните.
 
ЭРА. «Похотливая красотка» – ты написал?
 
ЧЕХОВ. Нет.
 
ЭРА. А что написал?
 
ЧЕХОВ. Рассказы, повести… Пьесы, наконец.
 
Пауза.
 
ЭРА. Зачем?
 
ЧЕХОВ. Что – зачем?
 
ЭРА. Зачем написал-то?
 
ЧЕХОВ. Чтоб читали люди.
 
ЭРА. И читают, поди?!
 
ЧЕХОВ. Читают.
 
ЭРА. Молодец…
 
ЧЕХОВ. Однако раньше читали лучше.
 
ЭРА. Кого?
 
ЧЕХОВ. Книги. (Пауза.) К примеру, взять вашу улицу… раньше читали, теперь – нет.
 
Пауза.
 
ЭРА. Супу хочешь или домой пойдешь?
 
ЧЕХОВ. Что???
 
ЭРА. Вот теперь я тебя вспомнила! У меня сестра Тамара Тучкова… Ты ее знаешь? Она работала на шпагатной фабрике. Голый оклад. Видел такую телегу – она катит по рельсам, а Тамара моя толкает взади. Мусор в бочку валится, мотовило ревет, гудит… Так вот, она – Тамара моя, вышла за шофера замуж. А шофер-то этот работал в больнице… Дураков возил. И однажды так напился, что зашиб милиционера… Передавил всех и скрылся. Представляешь? Искали его. И чо ты думаешь? Нашли. Нашли и посадили. А сестра моя Тамара вышла замуж за другого… шофера. И вот этот самый другой шофер тоже пил… Страшенно! И его посадили. За драку в колбасном отделе. Слушаешь, да? Значит, его привлекли, и он сочинял письма моей Тамара оттуда сразу. Вот пишет он о любви разной и сообщает намеком, что да как у него там дела… Сам знаешь. Жила моя Тамара на углу, рядом с той самой фабрикой напротив парка. Слушай… И парк назывался «Имени Народной Воли». Мы там гуляли все. А еще наискосок стоял деревянный цирк… Мы и туда ходили… И в этом самом цирке выступали как раз звери… А билеты нам доставала бухгалтер Антонина Петровна Савельева. И вот она… она самая и говорила мне про тебя: «Что ж ты, – говорю, – без мужика живете?» А она: «Я живу с Чеховым. Едим вместе и спим.» А она баба ничего была, да? И груди, и попка.
 
ЧЕХОВ. (Кашлянул в кулак.) Да…
 
Пауза.
 
ЭРА. Слушай, вот ты же много книг, наверно, прочел, да?
 
ЧЕХОВ. Много.
 
ЭРА. Одну? Две?
 
ЧЕХОВ. Три.
 
ЭРА. За всю жизнь три книги?
 
ЧЕХОВ. А что, заметно?
 
ЭРА. Заметно.
 
ЧЕХОВ. А вы сколько?
 
ЭРА. Много.
 
ЧЕХОВ. Тоже три?
 
Смеются. Пауза.
 
ЧЕХОВ. Досадно мне, Эра Николаевна. Всю жизнь писал как каторжанин. Бывало, напишешь одно, потом сразу другое.
 
ЭРА. А пошто не отдыхал?
 
ЧЕХОВ. Хотел все успеть.
 
ЭРА. И успел?
 
ЧЕХОВ. Сгорел. За письменным столом.
 
Пауза.
 
ЭРА. И чо… зачем пришел-то?
 
ЧЕХОВ. Послушайте, дорогая Эра Николаевна… будьте милосердны. Вы единственный умный человек во всем районе… Запишитесь в библиотеку.
 
ЭРА. А?
 
ЧЕХОВ. Библио Тека…
 
ЭРА. Что?
 
ЧЕХОВ. Закрывается…
 
Пауза.
 
ЭРА. Глянь – очки вспотели.
 
ЧЕХОВ. (Снимает пенсне, протирает.) Дело обстоит следующим образом… Крайне нужен хотя бы один читатель и мы спасены…
 
ЭРА. И много вас таких?
 
ЧЕХОВ. Много. Вся библиотека русской классики. С Нового года стеллажи на склад, а нас в огонь. Кому повезет, того в подвал. (Пауза.) Самое страшное, знаете – что?
 
ЭРА. Что?
 
ЧЕХОВ. (Шепотом.) Уборная. Ивану Сергеевичу не повезло.
 
Пауза.
 
Мы думали, мыслили, страдали за вас…
 
ЭРА. Говорят, пишут одни дураки, это правда?
 
ЧЕХОВ. Среди нас таких нет.
 
ЭРА. А у тебя что почитать?
 
ЧЕХОВ. Рассказы житейские… на любой вкус. Могу предложить «Чайку».
 
ЭРА. Люблю зверей…
 
ЧЕХОВ. … Если в обществе любят литератур и относятся к ним иначе, чем, скажем, к купцам, то это идеализм. Здесь отец вечной материи – холодильник.
 
ЭРА. Не пойму, чо ты хочешь?
 
ЧЕХОВ. Вы придете?
 
ЭРА. А куда?
 
ЧЕХОВ. Библиотека у рынка.
 
ЭРА. О! Далеко…
 
ЧЕХОВ. Хотя бы одну книжку…
 
ЭРА. Ну ты сам подумай: мне что, делать больше нечего?
 
ЧЕХОВ. Тогда зачем я писал?
 
ЭРА. Кто тебя знает…
 
ЧЕХОВ. Полагаю, теперь можно опустить занавес.
 
ЭРА. Ладно придуриваться. Супу хочешь?
 
ЧЕХОВ. Пожалуй… (Эра наливает, Чехов ест.)
 
ЭРА. Мне что, жалко тарелку супу… Мне вас балбесов, жалко. Классики. (Смеётся.) Ну на кой хрен ты мне сдался с книжками этими? Вкусно?
 
ЧЕХОВ. Вкусно.
 
ЭРА. По бороде течет. Ешь нормально. Как там тебя?
 
ЧЕХОВ. (Ест.) Антон Павлович Чехов.
 
ЭРА. Ты не обижайся, Антон Павлович, я же серьезный человек. (Смотрит на Чехова.) Знаешь, чо, шел бы ты на стройку, а? Мужская работа.
 
ЧЕХОВ. Подумаю.
 
ЭРА. Худой, как веревка. Вас там, в библиотеке, чо, не кормят?
 
ЧЕХОВ. (Глядит в опустевшую тарелку, вздыхает.) Пустое… (Встает, поправляет пенсне.) Весьма благодарен. Пора.
 
ЭРА. (Смотрит на ноги писателя.) Ой-ёшеньки мои!… В летних ботиночках шлындает! На-ка вот, завтра стужа будет… (Даёт войлочные боты.)
 
ЧЕХОВ. (Надевает огромные, безразмерные боты Эры, низко кланяется.) Прощайте.
 
ЭРА. Вот что… Зайди к соседям. Они любят всякие книжки. Глядишь – помогут.
 
Чехов исчезает. Эра удивленно смотрит.
 
КАРТИНА ВТОРАЯ
 
Спустя неделю. Вечер. В квартиру входит Эра Николаевна и Чехов. В руках Чехова связки книг – полное собрание сочинений.
 
ЭРА. Совести совсем нет у людей… Скоко тебе можно шарашиться по подъездам. А? Проходи, что ли…
 
Чехов положил книги, раздевается.
 
Куда в обуви?! Разувайся… тапочки для дела. Знаешь, что… Иди-ка ты в ванну… Умойся. Вот тебе полотенце и свежее мыло. Там висят две мочалки – одна женская, другая – мужская. Так вот, ты бери с короткой лямкой… Понял? Вперед.
 
Чехов уходит в ванную комнату.
 
Яички мои пожарим… (Идет на кухню, греет сковороду, раскалывает яйца, жарит с маслом, идет в комнату, берет одну из книг Чехова, смотрит, листает.)
 
Чехов выходит из ванной. На нем новый сюртук, расчесывает гребешком бороду, протирает пенсне, довольно улыбается.
 
ЭРА. Уже?
 
ЧЕХОВ. Да.
 
ЭРА. Ловко. Ну, давай, поедим, что ли… (Подвигает Чехову гигантскую сковороду, молча едят, разглядывают друг друга.) Антон Петрович…
 
ЧЕХОВ. Антон Павлович я…
 
ЭРА. Ну да…
 
Молчат, едят.
 
Чехов, говоришь?
 
ЧЕХОВ. Чехов.
 
ЭРА. Тут в книжке твой портрет?
 
ЧЕХОВ. Мой.
 
ЭРА. Твой, говоришь? Понимаю.
 
Молчат, едят, переглядываются.
 
Значит, тот самый Чехов и есть?
 
ЧЕХОВ. Да. Тот самый.
 
ЭРА. Врешь?
 
ЧЕХОВ. Правда.
 
ЭРА. Тот же умер давно.
 
ЧЕХОВ. Ну и что?
 
ЭРА. А то – что мертвые яйца не едят.
 
ЧЕХОВ. Едят.
 
ЭРА. Врешь.
 
ЧЕХОВ. Едят, но не все.
 
ЭРА. Это как?
 
Пауза.
 
ЧЕХОВ. Я хочу сказать вам по секрету, Эра Николаевна…
 
ЭРА. Говори.
 
ЧЕХОВ. Писатели бессмертны……
 
ЭРА. Все???????
 
ЧЕХОВ. Нет. Самые лучшие из них.
 
ЭРА. И ты?
 
ЧЕХОВ. Я.
 
ЭРА. Ловко.
 
Съели яичницу, благодушно смотрят друг на друга.
 
ЧЕХОВ. Ну и что?
 
ЭРА. Что?
 
ЧЕХОВ. Чем займемся?
 
ЭРА. А что ты можешь?
 
ЧЕХОВ. Я… Я могу гладить белье, стирать, могу дом сторожить, ходить за младенцами и стариками. Могу готовить рагу из кролика, читать вслух. Наконец, лечить сыпной тиф.
 
ЭРА. А в подкидного?
 
ЧЕХОВ. Только преферанс.
 
ЭРА. Давай на руках поборемся!
 
Ставит локти на стол. Эра Николаевна легко побеждает.
 
Я всех мужиков сильнее.
 
Пауза.
 
ЧЕХОВ. А умеете пуговицы глотать?
 
ЭРА. Зачем?
 
ЧЕХОВ. Умеете?
 
ЭРА. Не-е-е…
 
ЧЕХОВ. Смотрите… (берет пуговицу, глотает.) Могу еще… (Глотает.) Еще…
 
ЭРА. Все. Хватит.
 
Пауза.
 
А знаешь, как метро?
 
ЧЕХОВ. Это как?
 
ЭРА. (Встает во весь свой рост, двигает руками, издает звуки.) У-у-у-у-у… Чух-чух-чух-чух…
 
ЧЕХОВ. Гениально!
 
Пауза.
 
ЭРА. Вот времена настали… Известные писатели под забором ночуют.
 
ЧЕХОВ. Да. Библиотеку закрыли.
 
ЭРА. Беспризорник?
 
ЧЕХОВ. Выходит, так…
 
Пауза.
 
ЭРА. Слушай, Чехов, ты случайно не в Бородулино родился?
 
ЧЕХОВ. Нет.
 
ЭРА. Жаль. А то земляки были бы…(Пауза.) У меня сестра Тамара тоже стихи сочиняла разные…
 
ЧЕХОВ. А вы?
 
ЭРА. Что я?
 
ЧЕХОВ. Пишете что-нибудь?
 
Пауза.
 
ЭРА. Пишу.
 
ЧЕХОВ. И что?
 
Пауза.
 
ЭРА. Воспоминания.
 
Пауза.
 
ЧЕХОВ. Любопытно.
 
ЭРА. Да чего там…
 
ЧЕХОВ. Почитайте.
 
ЭРА. А ты не будешь смеяться?
 
ЧЕХОВ. Нет.
 
ЭРА. Точно? (Достает тетрадку, читает.) Воспоминания… (Прослезилась.) Нет… не могу… Читай сам.
 
ЧЕХОВ. (Внимательно читает.) Раньше колбаса стоила два двадцать, а крупа 15 копеек пачка. Входя в гастроном, можно было не только трясти башкой и нюхать запахи, но и отовариваться по совести… Конфеты, печенье, куриные и животные окороки, яйцо, масло, сметана, молоко, рыба.» Что это? Романтическое вступление?
 
ЭРА. Романтическое…
 
ЧЕХОВ. Вздор. Скука.
 
Эра Николаевна забирает тетрадку.
 
ЭРА. Ладно… Писатель. Поздно уже… Мне спать надо.
 
ЧЕХОВ. А раскладушка?
 
ЭРА. Жить тут собрался?
 
ЧЕХОВ. Собрался…
 
ЭРА. Умный больно. Не по мне. Чаю натрескался, обогрелся, теперь уходи.
 
ЧЕХОВ. (Берет в руки связки книг, учтиво поклонился.) Спокойного сна! (Исчезает.)
 
Пауза.
 
ЭРА. Библиотеку, видишь ли, закрыли… А я что? Была на вас мода, да вышла. Вздор, скука ему. … Нет, парень, это не скука, здесь вся моя жизнь… Не жизнь, а дурь сплошная. Голодной курице все просо снится… (Взбивает подушку огромными кулаками, летят перья.)
 
КАРТИНА ТРЕТЬЯ
 
Спустя несколько дней. Эра Николаевна бродит по квартире, жестко бьёт комаров. В коридорчике возник старец с бородой до пояса, умный взгляд, на спине огромные связки книг.
Старик кряхтя, входит.

 
ЭРА. Здрасьте…
 
СТАРИК. Мое почтение.
 
ЭРА. (Разглядывает книги, старика.) Классик поди?
 
СТАРИК. Он самый.
 
ЭРА. Кормить не стану.
 
СТАРИК. (Протестуя.) Матушка, благодетельница!… Примите…
 
ЭРА. (Смотрит на гору книг.) Зачем это? Не надо.
 
СТАРИК. Я обошел весь район – меня никто не хочет.
 
ЭРА. Кому ЭТО?
 
СТАРИК. А вы, говорят, самый сердечный человек. Сильный.
 
ЭРА. Ну…
 
СТАРИК. Вы добрая душа… Была еще Света, но она ушла в декрет.
 
ЭРА. Какая Света?
 
СТАРИК. Заведующая… Хранительница наша. Возьмите, а то пропаду…(Пауза.) Вот этой вот самой рукой сочинил «Каренину Анну»… Думал, какая польза будет, а вон как обернулось. Знал бы, не писал вовсе… (кряхтит, опускает ноги на пол.)
 
ЭРА. Трудно?
 
СТАРИК. Обидно. «Царство Божие внутри нас». А где? То ли в печенке, то ли в желудке. Могло и рассосаться…
 
ЭРА. Кто?
 
СТАРИК. Царство.
 
ЭРА. Ну, пройдите тогда.
 
Старик садится.
 
СТАРИК. Как живется вам – народ русский?
 
ЭРА. Всяко.
 
СТАРИК. Конец света?
 
ЭРА. Где?
 
СТАРИК. Обижают?
 
ЭРА. Я всех мужиков сильней.
 
СТАРИК. Позвольте представиться… Граф Лев Николаевич Толстой. Великий русский писатель. Родился в двадцать восьмом, а помер в десятом по старому стилю.
 
ЭРА. Великий, значит?
 
ТОЛСТОЙ. Говорят.
 
ЭРА. Бессмертный?
 
ТОЛСТОЙ. Увы…
 
Смотрят друг на друга.
 
Сделайте одолжение, пожарьте мне яишенку…
 
ЭРА. Горе мне с вами чистое!!!! (Вздыхает, уходит на кухню.)
 
ТОЛСТОЙ. В большом пятимиллионном городе читают книги два человека…. Да и те, один – по слогам, другой – по буквам… Тьма Египетская! Плебейство! Зато все писатели… Пять миллионов. Зачем столько?! Писатель Сусленко чужих книг не читает. Он умный и важный, как Тамерлан Великий, ходит в чужом пиджаке, курит дешевые сигары, и режет колбасу на Святом Писании. (Эра Николаевна ставит сковородку.)
 
ЭРА. Трескайте… (Лев Николаевич осторожно ест, Эра смотрит.) Бородища до пуза… Надо же… Лев Толстой… Беда… Не классики, а цыгане чисто…
 
ТОЛСТОЙ. Я не потребляю мяса, вина не пью, не курю, нрав у меня стариковский…. Смогу утюг починить, сено покосить… Разговоры о политике… В карты играю.
 
ЭРА. В подкидного?
 
ТОЛСТОЙ. А как же… Первое дело…(Кашляет.) Студеная зима… Морозец у вас…
 
ЭРА. Дед, а сколько тебе лет?
 
ТОЛСТОЙ. По земному али по небесному?
 
ЭРА. По любому?
 
ТОЛСТОЙ. (Вдруг.) Что такое секс?
 
Пауза.
 
ЭРА. Меня же ночь комары кусали. Жужжит под ухом тоненьким голоском… Осенью тараканы, зимой – комары, летом – мухи. Вот теперь писатели пришли…
 
Толстой макает хлебную корку в чай, кушает.
 
ТОЛСТОЙ. Я что думаю, Эра Николаевна… Может, ещё откроют читальню? Не вечна же «Похотливая красотка»… (Кашляет.)
 
Эра Николаевна приносит таз с горячей водой, писатель греет озябшие ноги.
 
ТОЛСТОЙ. Благодарствую, матушка…Дай тебе Бог здоровья… Один мудрец римский сказал: Одна прочтенная книга заменяет десять килограмм мясной вырезки.
 
ЭРА. Говядина?
 
ТОЛСТОЙ. И говядина, и баранина и свинина…
 
Толстой соскребает ложкой остатки яичницы, чистит сковородку кусочком хлеба.
 
ЭРА. Существуй, чего там… места хватит… (раскладывает раскладушку, стелит постель.) Ночь… Спать ложись.
 
ТОЛСТОЙ. Добрая ты, тетенька…
 
ЭРА. Ложись. Я не брезгую.
 
ТОЛСТОЙ. Люди – это… Люди. Все равно, что животные организмы, а читатель – особая порода… На дороге не валяются.
 
Эра Николаевна ложится на кровать, писатель на раскладушку, гасят свет. Облегченно вздыхают.
 
ЭРА. Лев Николаевич…
 
ТОЛСТОЙ. Что?
 
ЭРА. Спишь?
 
ТОЛСТОЙ. Классики никогда не спят. Спать могут только читатели. (Пауза.) При Государе мы не ели человеческое мясо.
 
Пауза. Эра Николаевна зевает, Лев Толстой скрипит раскладушкой.
 
ЭРА. Лев Николаевич…
 
ТОЛСТОЙ. А?
 
ЭРА. Ты скажи: писатели все с бородами ходят?
 
ТОЛСТОЙ. Все.
 
ЭРА. Как интересно… А зачем?
 
ТОЛСТОЙ. Мода была такая.
 
Пауза. Лев Николаевич ворочается на раскладушке, горько вздыхает. Эра села на кровати, глядит, жмурится в темноту.
 
ЭРА. Слышь…
 
ТОЛСТОЙ. Что?
 
ЭРА. А если у тебя бороду отрезать, что будет?
 
ТОЛСТОЙ. Ничего не будет.
 
ЭРА. А если у писателя борода маленькая?… Это плохо?
 
ТОЛСТОЙ. Плохо.
 
Пауза. Эра Николаевна мечтательно смотрит в темноту. Раскладушка замолчала.
 
ЭРА. Секс и книги толстенные… (Пауза.) Книжки… И какую же надо башку иметь, чтоб придумать столько… Антон Петрович и Лев Николаевич – бессмертные писатели… Интересно… И зачем они сочиняли всякое разное? (Улыбается, глядит в потолок, засыпает сладко.)
 
Тишина. Слышен громкий храп. Эра открыла глаза, слушает.
 
Храпит?!…(Испуганно смотрит на раскладушку.) Как человек – храпит!
 
Храп усиливается. Эра восхищенно:
 
О-о-о! О-о… Еще громче!
 
Храп усиливается, задребезжала ложечка в стакане.
 
ЭРА. (Изумленно.) Еще…(закрывает голову подушкой, честно пытается заснуть, не получается, Эра Николаевна возмущена и подавлена.) Писатели… Писатели … писатели не могу спать! (Встает, берет ножницы, осторожно подходит, отстригает Льву Толстому бороду.)
 
Дикий вопль.
 
КАРТИНА ЧЕТВЕРТАЯ
 
Утро следующего дня. Эра Николаевна просыпается, вдруг вспомнила, подпрыгнула, смотрит на раскладушку. Раскладушка пуста. Нет книг. Изумленно оглядывается, видит – за столом сидит человек с длинным носом, брезгливо ест суп из кастрюли Эра Николаевны.
 
ЭРА. Ты кто?
 
ЧЕЛОВЕК. Классик.
 
ЭРА. Фамилия?
 
ЧЕЛОВЕК. Гоголь. Можно просто – Николай.
 
ЭРА. А где этот?…
 
ГОГОЛЬ. Лев Николаевич-то?
 
ЭРА. Он.
 
ГОГОЛЬ. Лев Николаевич страшно обиделся на вас. Хотел пожаловаться самому… (Поднимает палец вверх.) Но мы его отговорили.
 
Эра Николаевна приходит в себя, идет умываться. Возвращается злая.
 
ЭРА. Я вам что – дойная корова?
 
ГОГОЛЬ. Суп жидковат…(Морщится, но ест.)
 
ЭРА. Жидковат?????
 
ГОГОЛЬ. Я бессмертный русский писатель и драматург.
 
ЭРА. (Вырывает из его рук кастрюлю.) Не стыдно?
 
ГОГОЛЬ. Мне стыдиться нечего. Вы должны и обязаны содержать Родную Литературу. Беречь, охранять и молиться на нас.
 
ЭРА. Щас… Дождешься…
 
ГОГОЛЬ. Иначе быть не может. Без нас вы – не пришей кобыле хвост. Вот возьмут когда-нибудь у вас паспорт и впишут: « Эра Николаевна русская тире обезьяна». А в нашей компании – вы почтенная дама. С корнями…
 
ЭРА. С корнями??
 
ГОГОЛЬ. (Забирает кастрюлю.) Так что потерпите, русь-матушка… Кажется, все. (Съел, отдает кастрюлю.)
 
Пауза. Гоголь достает из-под стола собрание сочинений.
 
Вы самый умный человек в районе. Грамотный.
 
ЭРА. Куда этот ум-то девать? На кусок не намажешь, сама экономлю.
 
ГОГОЛЬ. (Оглядывается.) Хорошо… Тепло, чисто… А где семья?
 
ЭРА. Детей нет, и мужа тоже… Квартира есть, с ней и живем.
 
ГОГОЛЬ. Что так?
 
ЭРА. Так.
 
Пауза.
 
ГОГОЛЬ. Спокойно, тихо.
 
ЭРА. Скучно.
 
ГОГОЛЬ. Знаю.
 
ЭРА. Привыкла.
 
ГОГОЛЬ. Я тоже бобыль…. И умер один в холодной постели. Страшно жить, когда один. Льву, вот, Николаевичу хорошо да Пушкину ладно… семья, дети бегали…
 
ЭРА. (Улыбается.) Дети…… Какие дети, сам посуди – я могла рожать просто-напросто раза два. А как родишь, если надо кушать и мужика надежного нет. Вот, думаю, подожду, там время полегче станет и заработок повысят и молоко появится. Шиш. Ни мужика, ни денег. Ничего. А у вас в той жизни колбаса была?
 
ГОГОЛЬ. «Колбаса»… раньше в России колбасы было видимо-невидимо. Но однажды она исчезла. Говорят, сбежала в Америку по поддельному паспорту. (Пауза.) Теперь она вернулась. Тоска по Родине. Родные желудки…
 
Пауза.
 
ЭРА. Писатель…
 
ГОГОЛЬ. Ну да.
 
ЭРА. А работал кем?
 
ГОГОЛЬ. Писателем и работал.
 
ЭРА. А я на стройке. Ишака видел? (Указывает себе пальцем в лою, тычет.)
 
ГОГОЛЬ. Какая разница… Стройка или письменный стол… Везде каторга. Тут кирпичи – и там кирпичи, тут материала нет – и там не хватает. Тут денег не дают – и там фигу. Разве что в тепле… оно в радость. Представьте себе, что вы построили дом с золотой маковкой… Через полвека старые жильцы ушли, а новые читают другие молитвы… И вроде, верно рассуждают – зачем? Кому это надо? Какая практическая польза? Твои проблемы… И начинаешь шевелить мозгами, гадать, «может мы в натуре» плохие писатели… не могли создать «Новейшую историю туалетной бумаги»… «Библию вкусной и здоровой пищи»… Теперь я писал бы только газеты. «Вечерний Гоголь № 26…»
 
Пауза.
 
В Историческом музее первый экспонат – скелет интеллигента. Позвоночник искривлен, копчик ярко выражен. Вместо черепа – отбойный молоток. Одним словом – урод. Ископаемое чудовище.
 
ЭРА. (Облокотилась на стол, внимательно слушает.) В чем загвоздка?
 
ГОГОЛЬ. В Ледниковый период вымерзли все читатели. Ученые гнут извилины – отчего у читателей исчез волосяной покров и почему они плохо грызли капусту.
 
Пьют чай с вареньем.
 
ЭРА. Ты в космосе был?
 
ГОГОЛЬ. Был.
 
ЭРА. А я не была.
 
ГОГОЛЬ. Жизнь пропала…
 
Пауза.
 
ЭРА. Напиши про меня анкету…
 
ГОГОЛЬ. Не могу. Все чернила вышли…(Протягивает Эре книгу.) Здесь.
 
ЭРА. Нельзя мне… Таблеток и тех никогда не ела, а книжек… (Махнула рукой.) не кумекаю.
 
Гоголь грустно улыбнулся, опустил голову, идет на выход.
 
ЭРА. Стой! (Достает безразмерные валенки и шапку.) На! Пользуй!
 
ГОГОЛЬ. (Надел шапку.) Покорно благодарен. (Исчезает.)
 
(Эра Николаевна изумленно смотрит, ощупывает воздух.)
 
ЭРА. Ловко! Вот жулики!
 
КАРТИНА ПЯТАЯ
 
Прошло сорок восемь часов. Входит та же Эра Николаевна, в руках авоськи. У стены стоит неподвижная фигура: бакенбарды, смуглое лицо, воротничок.
 
ЭРА. Скульптура… А я тебя знаю… (Подходит, разглядывает, надела очки, осторожно трогает бакенбарды.) Александр Сергеич: Здравия желаю. (Фигура молчит, не двигается.) О чем молчишь? (Фигура не двигается.) Эра трогает бакенбарды, что-то ищет, вырвала волосок, разглядывает. Молчит. Неразговорчивый что-то. (Фигура молчит.) Молчком. Говорить не желает. Стоит. (Эра выкладывает на стол булку хлеба, пакет молока, колбасу.) Вот, деньжат подкинули… Набрала всего… решила сочинить пельмени… (Фигура молчит.) Эра читает наизусть:
Буря мглою небо кроет, Вихри снежные клубя, то как зверь она завоет, то заплачет как дитя… « И еще: « Мчатся тучи, вьются тучи, невидимка и луна, освещает снег летучий, смутно небо, ночь темна…» Откуда помню? (Фигура не двигается.) Зачем грустишь, а? Тебя Дантес убил, да? У нас была учительница, все время темяшила – Пушкина убил Дантес… Дантес убил Пушкина… Что такое Дантес? Болезнь или человек? Немой, что ли? Верно, о чем говорить бессмертному Пушкину со мной… Мы стихов не писали. Без рифмы наше производство…(Фигура молчит.) Моргает, но молчит… (Машет перед глазами поэта рукой.) Замороженный, точно. (Садится за стол, режет колбасу, равнодушно глядит на поэта.) Пристраивайся, Пушкин! Ложку дам. Не хочешь, правда? (Пушкин молчит.) Эра отвернулась, ест. Думаешь, я такая вот скотина животная, что ем с утра до ночи?… Ну и что. Ем. Гляди. (Демонстративно жует.) А знаешь, почему я нынче голодная?… Ты с Царем дружил, а я с поросятами. (Пушкин молчит. Эра ест, торопится.) Не нужны мне ваши книжки – Пушкина и друзей твоих. (Пушкин смотрит на Эру Николаевну.) Да не смотри ты! (Пушкин отвернул лицо.) Не знал ты жизнь теперешнюю… Из книжек ничего не видно. Слов нагородил, запятых понаставил… Что? Язык корова отжевала? (Пушкин молчит. Эра набила рот пищей.) Почему я – не классика? Хорошо вам – памятников, где надо, где не надо… Никакой заботы уже не знаете, а тут голову сломаешь… Закрываешь глаза и думаешь: «что по чем, а концы не сходят…» (Пушкин молчит, смотрит.) Велика беда… Библиотеку закрыли… Тут закрыли, там прикрыли, а щелочку оставят… Придут к вам башкастые люди… А мне куда не ткнись – везде заборы на запоры. (Пушкин слушает.) Сказать тебе нечего.(Подходит, смотрит на поэта.) Наружность у тебя неважная… Хвораешь? Дай-ка…(Тронула ладонью лоб поэта, отдернула руку.) Огонь…(дует на руку.) Кипишь, поэт… Жар у тебя… Ляг…(Берет Пушкина на руки, качает, убаюкивает, носит по комнате.) Классики… Душа бумажная… Вы-то за что терпите? (Положила Пушкина на кровать, приносит кипяток и сухую малину. Накрывает поэта одеялом.) Загадка: «Старая – дряблая, новая – мерзлая. Купишь килограмм – и всю выкинешь…» (Смотрит на поэта, ставит ему градусник.) И природа бывает скользкая… Пошла на улицу, завернулась за угол и шмякнулась. В боку стонет. Раньше, бывало, стукнешься, искры валят, а царапины и той нет… Теперь падаешь без боли, а раздует такой волдырино. Скажи, почему? Не приведи, Господи, косточку сломать… Капец. Клея в костях нету. (Смотрит на Пушкина.) Умер?! Классики бессмертны… Э-х… И цена вам рупь двадцать… (Разглядывает Пушкина, тот лежит неподвижно, глаза закрыты. Эра берет осторожно градусник, отходит, смотрит на ртутную жилку, качает головой, открывает одну из книг, тихо читает.) Великий русский классик Пушкин вышел из дворянского рода… (Перебирает страницы, трясет книгу, что-то ищет.)
 
КОНЕЦ ПЕРВОГО ДЕЙСТВИЯ
 
ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
 
Квартира Эры Николаевны завалена макулатурой. Кажется, со всего города собраны страницы, странички, картон книжный корочек.
Вход комнату затруднителен. Книжные завалы. Душно и жарко. Кружится пыль. В комнате, среди книг, спят четверо. Храп, свист. Стон. Книги в прихожей, в ванной гора разорванный страниц и переплетов. Кажется, воскресла Александрийская библиотека, и оказалась в этой квартире. В тазе клейстер. На кухне сидит Эра Николаевна, завалена книжными страничками, одна голова торчит.

 
ЭРА. (На носу очки, перебирает листочки.) Страница двадцать семь… (руки в клейстере, ищет, нашла. Вклеивает листочек в книгу, читает.) «… А однако же, как поразмыслишь, при всем том, хотя, конечно, можно допустить и то, и другое, и третье, можно даже… Ну да где не бывает несообразностей?… А однако же, как хочешь, во всем этом, право, есть что-то. Кто что ни говори, а подобные происшествия бывают на свете, редко, но бывают…» (Довольно смотрит, откладывает книгу.) Гоголь любит простоквашку… Температура Пушкина падает… Осталось две ложечки сахару, а соль всю съели…(пишет.) Уважаемая интеллигенция! Месяц назад поселились у меня ваши писатели… Живем дружно. Только есть суровые неудобства. Спать неловко. Имея особую сердечность, я пустила их заброшенных и больных. Лечила, кормила, теперь сознаю, что не справляюсь с такой культурной задачей. Все мои запасы съели, а помощи от вас не было и нет. Если вы все умные и важные такие, где ж вы?? Клей кончился. Пушкин ваш любит сладкую кашку, Чехов – селедку, Лев Толстой – гороховый суп, а Гоголь – простоквашку. Прикорма не хватает. Спасайте! (Свернула листочек самолетиком, приписала на крыле.) Где выход?
 
Смотрит на дверь, заваленную. Книгами. Берет письмо, бросает в форточку. Послание летит на ветру, исчезает.
 
КАРТИНА СЕДЬМАЯ
 
Прошло два дня. Комната. На кровати среди книг лежит Пушкин с градусником во рту. На раскладушке Лев Толстой – на широкой спине медицинские банки, на стульях мается Гоголь, нос перевязан. У окна на матрасе – Чехов, уши замазаны зелёнкой. Лихорадка и температура. Всеобщий кашель и чихание. В коридоре возня, кто-то с усилием открывает дверь, валятся книги. Входит дама в берете. Озирается. Пробирается через книжные завалы. Следом Эра Николаевна.
 
ДАМА-БЕРЕТ. Где же ваши дети? Зачем столько книг?… Почерк у вас ненормальный…
 
ЭРА. Вот они.
 
ДАМА-БЕРЕТ. (Смотрит на четверых.) Ужасно. Это ваши?
 
ЭРА. Пособие.
 
ДАМА-БЕРЕТ. (Разглядывает.) Они что, инвалиды?
 
ЭРА. Инвалиды.
 
ДАМА-БЕРЕТ. Какая группа?
 
ЭРА. Такая…(Крутит у виска.)
 
ДАМА-БЕРЕТ. Бедняги… (Смотрит.)
 
ЭРА. Забирайте.
 
ДАМА-БЕРЕТ. Мест нет.
 
ЭРА. Тогда денег дайте.
 
ДАМА-БЕРЕТ. Денег нет.
 
ЭРА. Зачем же ваш собес?
 
ДАМА-БЕРЕТ. Нужны справки… Есть?
 
ЭРА. Вот. (Указывает на книги.)
 
ДАМА-БЕРЕТ. Где? Здесь одни книги…
 
ЭРА. Вот этот вот насочинял сто книжек, этот бородастый – тысячу, который с носом – поменьше, но тоже ничего… А этот… с ушами…
 
ДАМА-БЕРЕТ. (Подходит к Пушкину, смотрит.) Кто это? (Брови поднимаются.)
 
ЭРА. Узнали?
 
ДАМА-БЕРЕТ. Похож.
 
ЭРА. Не похож, а он и есть!
 
ДАМА-БЕРЕТ. (Наклонилась к кровати, разглядывает.) Господи… Живой Пушкин?!!!
 
ЭРА. Живой.
 
ДАМА-БЕРЕТ. Он же того… Умер давно… Убит на дуэли…
 
ЭРА. Жив.
 
ДАМА-БЕРЕТ. (Изумленно смотрит.) Это как?… Бессмертный Пушкин?… Тот самый классик?
 
ЭРА. Точно так.
 
Дама-берет оглядывается вокруг.
 
ДАМА-БЕРЕТ. А это кто??
 
ЭРА. Антон Петрович.
 
ДАМА-БЕРЕТ. Какой Антон Петрович?
 
ЭРА. Чехов…
 
Дама внимательно разглядывает Чехова, наклонилась.
 
ДАМА-БЕРЕТ. Чехов??? (Изумленно глядит, подходит к раскладушке.) А это кто лоб морщит?
 
ЭРА. Да. Граф.
 
ДАМА-БЕРЕТ. Лев Толстой…
 
ЭРА. (Указывает на стулья.) А этот с носом – Гоголь называется… Может, слышали?
 
ДАМА-БЕРЕТ. Какой у вас воздух…(тяжело дышит, размахивает платком.) Невероятно… Как это понимать? Простойте, что же делать теперь?
 
ЭРА. Я сама с ними управлюсь . Только денег давайте.
 
ДАМА-БЕРЕТ. Разумеется. Им не место здесь…
 
ЭРА. Точно. Пожалела, запустила… Каюсь. Едят больно много. А горчичники не греют. Живем как в трамвае: тут Чехов, там Гоголь, здесь Толстой… не протолкнуться. Помогите!
 
ДАМА-БЕРЕТ. Да-да… Конечно… А что с ним? (Указывает на Чехова.)
 
ЭРА. Творожку надо. Язва.
 
ДАМА-БЕРЕТ. Язва…
 
ЭРА. Как люди и болеют, и страдают…
 
ДАМА-БЕРЕТ. Невероятно…
 
ЭРА. Библиотека…
 
ДАМА-БЕРЕТ. Что?
 
ЭРА. У рынка… Закрыли?
 
ДАМА-БЕРЕТ. Закрыли….
 
ЭРА. Ну.
 
Пушкин стонет, Гоголь громко чихает, Чехов подозрительно кашляет.
 
ДАМА-БЕРЕТ. Да… Конечно… Нужно срочно решать этот вопрос…(Смотрит.) Кто бы мог подумать… Скандал.
 
ЭРА. Мочи нет.
 
Женщина пробирается на выход.
 
А если ИХ кормить бумагой?
 
ДАМА-БЕРЕТ. Не знаю… (Уходит.)
 
Классики страдают. Стоны. Микробы.
 
ЭРА. Скоро.
 
КАРТИНА ВОСЬМАЯ
 
Проходит пять дней. Входят двое в костюмах »тройка», оглядываются. Затыкают носы.
 
ПЕРВЫЙ. Здравствуйте… Это вы – Арина Родионовна? Департамент Культуры.
 
ВТОРОЙ. Ну и вонь!
 
ПЕРВЫЙ. Хочешь не хочешь, а я начинаю верить во всякую чертовщину.
 
ВТОРОЙ. Прекрати… Обычная история.
 
ПЕРВЫЙ. (Шепотом.) Где???
 
ЭРА. (Шепотом.) Там…
 
Двое осторожно входят в комнату. Завалы книг, макулатура, пустая раскладушка, кровать, матрас.
 
ПЕРВЫЙ. Ничего, кроме книг…
 
ВТОРОЙ. Одни книги…
 
ЭРА. Да как же так… Были… Ищите.
 
Первый и второй переворачивают раскладушку, заглядывают за шторы, перебирают книги.
 
ЭРА. Были…
 
ВТОРОЙ. Может, и были…
 
ПЕРВЫЙ. Здесь никого нет…
 
ВТОРОЙ. Слушайте, Зачем вам столько литературы?
 
ПЕРВЫЙ. О чем ты говоришь… Посмотри на нее.
 
ЭРА. Ушли.
 
ВТОРОЙ. Сумасшедшая тетка. Книжек начиталась.
 
ПЕРВЫЙ. Значит, Пушкин любит гороховый суп?
 
ЭРА. Пушкин ничего не любит. Он болеет. Живот у него.
 
ДВОЕ. (Смеются.) Живот…
 
ЭРА. Куда пропали? (Ищет.)
 
ПЕРВЫЙ. Это ошибка. Здесь мы не нужны. Здесь требуется психиатр.
 
ЭРА. Вернутся. Посидите… подождите…
 
ВТОРОЙ. Ждать? Кого?
 
ЭРА. Пушкин, Гоголь, старичок и Антон Петрович.
 
ПЕРВЫЙ. Любезная… Мы эксперты-искусствоведы… Это не имеет отношения к вашей болезни.
 
ЭРА. Дайте денег.
 
ВТОРОЙ. Совсем народ обнаглел.
 
ПЕРВЫЙ. Идем. (Пробирается на выход, роняют книги.)
 
ВТОРОЙ. Кстати, ты слышал, наш Сусленко получил Нобелевскую премию.
 
ПЕРВЫЙ. Ты читал его роман?
 
ВТОРОЙ. Нет. А ты?
 
Остановились в коридоре, оглянулись.
 
ПЕРВЫЙ. Ноль два?
 
ВТОРОЙ. Ноль три.
 
Уходят.
 
ЭРА. Эй!…
 
КАРТИНА ДЕВЯТАЯ
 
Спустя три дня. Классики молча сидят на кровати. В прихожей звонок. Входит мужчина. Мужчина – но носу золотые очки, галстук-бабочка на шее. Приглаживает волосы на голове, заглядывает в комнату, делает шаг, падает, роняет пирамиды книг.
 
КОЛЛЕКЦИОНЕР РЕДКИХ ИЗДАНИЙ. Однако… (Пробирается в комнату.) Добрый вечер… Это вы продаете Льва Толстого?
 
ЭРА. Я.
 
КОЛЛЕКЦИОНЕР. (Оглядывается.) Какая любовь к книгам… (смотрит.) Мине нужен Толстой. А что, действительно редкое издание?
 
ЭРА. Гоголя с Чеховым отдаю. В придачу. А Пушкина себе оставлю.
 
КОЛЛЕКЦИОНЕР. Ну, показывайте!
 
Проходят в глубину комнаты. Пирамиды книг едва не касаются потолка, горы.
 
КОЛЛЕКЦИОНЕР. Ого-го! Имейте в виду, я собираю только редкие книги…Какое богатство!…(Восхищенно глядит на колонны книг.)
 
ЭРА. Сюда…
 
Подходят к кровати.
 
КОЛЛЕКЦИОНЕР. (Видит Пушкина, Гоголя, Чехова, Толстого.) ??????????
 
Пауза.
 
Что это значит?
 
ЭРА. Продаю.
 
КОЛЛЕКЦИОНЕР. Кто это?
 
Коллекционер и писатели разглядывают друг друга.
 
ЭРА. Вы знакомы?
 
КОЛЛЕКЦИОНЕР. ………..
 
ЭРА. Узнали?
 
КОЛЛЕКЦИОНЕР. (Нерешительно.) Узнал…
 
ЭРА. Дорого не возьму.
 
Пауза.
 
КОЛЛЕКЦИОНЕР. Откуда они здесь?! ..
 
ЭРА. С улицы. Чехова вот дети порвали… сама в порядок привела.
 
КОЛЛЕКЦИОНЕР. Но…
 
ЭРА. Торговаться не будем. Скока дадите?
 
Пауза.
 
КОЛЛЕКЦИОНЕР. А они настоящие??
 
ЭРА. Проверьте сами.
 
Пауза. Человек решительно подходит, снимает с Чехова пенсне, смотрит, щупает бороду Льва Толстого, заглядывает в нос Гоголя. Гоголь бьет коллекционера по руке.
 
КОЛЛЕКЦИОНЕР. (отшатнулся назад, смотрит, открыл-закрыл рот.) Что же я с ними буду делать? ..
 
ЭРА. Разговаривать.
 
КОЛЛЕКЦИОНЕР. (Достал платок, втер со лба пот.) А они говорят?…
 
ЭРА. Спросите сами…
 
Гоголь с Чеховым засмеялись. Лев Толстой подмигнул коллекционеру.
 
КОЛЛЕКЦИОНЕР. Нет…Я, пожалуй, пойду…
 
ЭРА. Возьмите даром!!!
 
КОЛЛЕКЦИОНЕР. Нет… Меня интересуют только книги! (Поклонился писателям.) Очень рад был познакомиться лично… (Быстро пробирается на выход, спотыкается, убегает, хлопнула дверь.)
 
ЭРА. Куда же вы?! Убежал… Идиот какой-то.
 
КАРТИНА ДЕСЯТАЯ
 
Спустя три дня. Тревожная ночь. Храпит Лев Толстой,, Чехов тоскует во сне, что-то бормочет. Гоголь свистит носом, Пушкин лежит с открытыми глазами. Темно. Эра Николаевна спряталась за шторкой, в руках лентяйка, выжидает. Появляется белокурый человек в гусарском кителе, поднимает пистолет, крадется к Александру Пушкину. Подошел. Целится.
 
ЭРА. (С криком выбегает из-за штор, бьет гусара по спине.) На! На!
 
В темноте борьба, сутолока, стрельба. Гусар выпрыгивает в окно. Эра зажигает свет.
 
Всё нормально. Спите.
 
Писатели ложатся. Грохот в дверь. Входят два милиционера.
 
МАЛЕНЬКИЙ. Кто стрелял?
 
Пушкин, Гоголь, Чехов, Лев Толстой исчезают.
 
МАЛЕНЬКИЙ. Леха, ты видел?!
 
БОЛЬШОЙ. Показалось.
 
МАЛЕНЬКИЙ. Кто стрелял?
 
ЭРА. Дантес.
 
БОЛЬШОЙ. Что?
 
ЭРА. Дантес повадился.
 
МАЛЕНЬКИЙ. Какой?
 
Милиционеры оглядывают комнату.
 
МАЛЕНЬКИЙ. Ты смотри, сколько книг… Я и не видел столько…
 
БОЛЬШОЙ. Пойдем. Ошиблись.
 
МАЛЕНЬКИЙ. Подожди… (Ходит, смотрит.) Леха, ты когда-нибудь видел столько книг?
 
БОЛЬШОЙ. Видел.
 
МАЛЕНЬКИЙ. Что это за книги?
 
ЭРА. Классики.
 
БОЛЬШОЙ. Стреляли наверху.
 
МАЛЕНЬКИЙ. (Ходит, перебирает книги, поднял том, читает.) «Мёртвые уши»… Без картинок… Знаешь, мне всегда было скучно читать эту классику… Почему?
 
БОЛЬШОЙ. Откроешь, и в сон клонит.
 
МАЛЕНЬКИЙ. Мне тут на днях сон приснился… лечу я на воздушном шаре и вдруг…
 
БОЛЬШОЙ. Тихо! Ты слышал? (Указывает вверх.)
 
МАЛЕНЬКИЙ. Что?
 
БОЛЬШОЙ. Кричит кто-то…
 
Пауза. Смотрят на потолок, прислушиваются, зашелестели страницы.
 
МАЛЕНЬКИЙ. Как будто на крыше…
 
Пауза.
 
БОЛЬШОЙ. Идем! (Уходят.)
 
ЭРА. (Одна.) Муза Пушкина была вскормлена и воспитана творениями предшествующих авторов. Скажем более: она приняла их в себя, как свое законное достояние и возвратила миру в новом, преображенном виде.
 
КАРТИНА ОДИННАДЦАТАЯ
 
Спустя несколько дней. Книги. За столом сидят Эра Николаевна и Света-библиотекарь. Пьют чай.
 
СВЕТА. Вот. А потом библиотеку закрыли… У меня мальчик родился.
 
ЭРА. Что же мне теперь с книжками делать?
 
СВЕТА. Жалко, конечно… Но куда их? Старые издания… То и дело попадались опечатки . Библиотека старая… Она стояла еще с прошлого века. Помещение пришло в негодность. А книги? Обычно такие книги отправляют на бумажную фабрику. Приходит грузовик и увозит. А там конвейер. Вторичная переработка. Помол. И появляется новая бумага…
 
ЭРА. Макулатура?
 
СВЕТА. Ну да. Вы ешьте, Эра Николаевна…
 
ЭРА. Они тебя вспоминают.
 
СВЕТА. (С улыбкой.) Вспоминают?! ..
 
ЭРА. А может, мне правда, все почудилось? А?
 
СВЕТА. Я вам свой телефон оставлю, звоните. Имя у вас необычное – Эпоха…
 
ЭРА. Эра я… У Пушкина в животе пуля болит, не заживает… У Гоголя насморк.
 
СВЕТА. (Улыбается.) Может, это – духи?
 
ЭРА. А может и духи, почем я знаю.
 
СВЕТА. Ненавижу эту пыль. Вредная работа. Выйду из декрета, займусь другим.
 
ЭРА. Они страсть как тебя ждали! Сами нашли твой адрес, готовились…. Все сами. И вот те на! Опять пропали! Будто и не было…
 
СВЕТА. (С улыбкой смотрит на Эру Николаевну.) Интересно, почему?
 
ЭРА. Не знаю. Последнее время все молчком, бочком. Не нравится мне это…
 
СВЕТА. (Читает телеграмму.) Дорогая наша Света! Поздравляем тебя с рождением маленького Ангелочка! Твои друзья Пушкин, Лев Толстой, Чехов и Гоголь.» Я долго смеялась. Прекрасная шутка, наверное, это друзья из Казахстана.
 
ЭРА. Описанный фонд, говоришь?
 
СВЕТА. Эра Николаевна, вам в больницу надо.
 
ЭРА. А тебе по совести, кто больше нравится?
 
СВЕТА. Наверно, Пушкин…
 
ЭРА. Ну да…Про любовь пишет, которой не бывает здесь. Может, все же, приберут их в новую библиотеку, спроси…
 
СВЕТА. Там есть книги. Новые, на хорошей бумаге. Прекрасный, полный каталог. Те же авторы.
 
ЭРА. Ну, спасибо, накормила.
 
СВЕТА. Вот вам варенье, сахар, лекарства. Если что нужно станет – звоните…
 
ЭРА. Ладно.
 
СВЕТА. До свидания…(Смотрит на книги, уходит.)
 
Эра Николаевна перекладывает книги в столбики, собирает, пирамиды валятся. Появляются классики.
 
ЭРА. Всё слышали? Не нужны вы. Что с вами делать?…
 
Вечер.
 
Свет желтой лампочки отражается в золотых переплетах, комната, квартира, все дышит фантасмагорическим свечением. Четыре дубовых стола, классики пишут. Скрипят перья. Эра Николаевна бесцельно ходит по комнате. Пушкин, Толстой, Гоголь, Чехов один за другим ставят точку на бумаге. С интересом смотрят на Эру Николаевну, Ждут.

 
КАРТИНА ДВЕНАДЦАТАЯ
 
Новый день. Эра Николаевна сидит на книгах, по комнате расхаживает человек в шляпе, курит сигару, пускает дым.
 
СУСЛЕНКО. Прочитал в газете ваше письмо и чрезвычайно заинтересовался. Я – писатель Сусленко.
 
ЭРА. Я вашу книжку до сих пор читаю.
 
СУСЛЕНКО. Нравится?
 
ЭРА. Я забыла…
 
СУСЛЕНКО. Вас, кажется, зовут… Арина Родионовна? (Ходит, смотрит.) Книги, книги… А что, Лев Толстой любит горькое, Пушкин – сладкое, Чехов – соленое, а Гоголь – простоквашку?…
 
ЭРА. Каждый по разному… Если хлебный мякиш…
 
СУСЛЕНКО. (Не слушает.) Книги, книжки, книжицы… Зачем? Для чего? Не понимаю… А где они?
 
ЭРА. Кто?
 
СУСЛЕНКО. Ваши галлюцинации?
 
ЭРА. Ушли за молоком.
 
СУСЛЕНКО. Понятно…(Внимательно разглядывает Эру Николаевну, открывает блокнот, что-то быстро записывает.)
 
ЭРА. Что вы пишете?
 
СУСЛЕНКО. Так… Наброски…
 
ЭРА. Вы тоже бессмертный?
 
СУСЛЕНКО. (Улыбается, черкает в блокноте, дунул в авторучку.) Вряд ли… Чернила сохнут…
 
ЭРА. Хотите яишенку?
 
СУСЛЕНКО. Нет. Я сыт. Интересный случай сумасшествия… И Пушкин у вас живет?
 
ЭРА. А что?
 
СУСЛЕНКО. Он слышит нас?
 
ЭРА. Нет.
 
СУСЛЕНКО. Ау-у! Александр Сергеевич! (Смеётся.)
 
ЭРА. Он спит.
 
СУСЛЕНКО. Спит? Где?
 
ЭРА. Вон – кровать.
 
Сусленко подходит к кровати, прислушивается, смотрит в воздух.
 
ЭРА. Лихорадка…
 
СУСЛЕНКО. Н-да…(иронично смотрит на нее снизу вверх, отходит.) Одни говорят – я исписался, другие – сдох, выдохся… третьи – женился на слонихе и уехал Африку…(Увидел на своих брюках свежие пятна чернил.) Проклятье… (Стирает рукавом.) Мой акробат ослеп в среду, а в Четверг все билеты проданы. И они снова лезет по проволоке… Вот, приходится искать вдохновения в трущобах и сумасшедших домах. Интересно, если и так… Читал ли Пушкин мои… произведения?
 
ЭРА. Пушкин не читал, Чехов читал.
 
СУСЛЕНКО. Любопытно, что он сказал?
 
ЭРА. Дерьмо.
 
Пауза.
 
СУСЛЕНКО. (Смотрит на Эру Николаевну.) Тяжелый случай. (Ходит по комнате, читает заглавия книг, передернул плечами.) Неприятная сырость…
 
ЭРА. Напишите про меня.
 
СУСЛЕНКО. Зачем писать чернуху? (Смотрит на книги.) Печально все. Сквозняк…(Оглядывается.)
 
Появляются Чехов, Пушкин, Толстой, Гоголь. Толстой грозит кулаком.
 
СУСЛЕНКО. (Пробирается на выход, торопится.) Печально… печально… У меня друг – военный доктор… Я позвоню… Прощайте! (Убегает.)
 
ЭРА. (Ложится на книги, устало вздыхает.) Всё.
 
ТРИНАДЦАТАЯ КАРТИНА
 
Ночь. В квартире темно. Книжные завалы как горный хребет. Темные силуэты. На вершине стоят крошечные фигурки русских классиков. В окне мигают веселые огни скоро помощи. Хлопнула дверца. Проснулась сирена. Вой удаляется. Наступает тишина.
 
ГОГОЛЬ. … А однако же, при всем при том, хотя, конечно, можно допустить и то, и другое, и третье, можно даже… Ну да и где ж не бывает несообразностей?… А однако же, как поразмыслишь, во всем, право, есть что-то. Кто что ни говори, а подобные происшествия бывают на свете, редко, но бывают…
 
МОЛЧАНИЕ.
 
ТОЛСТОЙ. Спаси тебя Господь.
 
ЧЕХОВ. Скучная история…
 
ПЕРВЫЙ. Господа, пора!
 
Классики исчезают один за другим.
 
Горы книг. Тускло мерцают переплеты. Тишина. Шелест страниц. Заскрипели буквы. Лопнули шелковые нити. Книги набухают, как дрожжевое тесто. Гром. Это не склад боеприпасов – книги разрываются огнем одна за другой. Огонь кружит по комнате. За окном падает черный снег или это типографский наборщик пошутил с крыши?
В пламени скачет медный всадник, шинель размахивает пустыми рукавами, детство-отрочество-юность стоят, прижавшись друг к другу, горящая чайка бьётся в окно.
Прохожий поднял воротник, перешел улицу и скрылся.

Занавес

 Вверх


главная библиотекам читателям мир библиотек infolook виртуальная справка читальный зал
новости библиоnet форум конкурсы биржа труда регистрация поиск по порталу


О портале | Карта портала | Почта: [email protected]

При полном или частичном использовании материалов
активная ссылка на портал LIBRARY.RU обязательна

 
Яндекс.Метрика
© АНО «Институт информационных инициатив»
© Российская государственная библиотека для молодежи