Library.Ru {2.5} Литературные имена




Читателям Литературные имена В. С. Гроссман

Василий Семенович ГРОССМАН


Виктор Некрасов: «...Покоряли прежде всего не только ум его и талант, не только умение работать и по собственному желанию вызвать „хотение“, но и невероятно серьезное отношение к труду, к литературе. И добавлю – такое же серьезное отношение к своему – ну как бы это сказать, – к своему, назовем, поведению в литературе, к каждому сказанному им слову».


  Ресурсы интернета

Биография и личность

А. Бочаров «Василий Гроссман: Жизнь, творчество, судьба»
Семья Гроссманов не обладала большим достатком, и юноше постоянно приходилось подрабатывать: учась в бердичевской школе, был репетитором, в Москве – воспитателем в трудовой колонии для беспризорников, ездил с экспедицией в Среднюю Азию и опять-таки давал уроки.

Гроссман, Василий Семёнович. Материал из Википедии


Большая энциклопедия Кирилла и Мефодия: Гроссман Василий Семенович


«Писал я, любя и жалея людей, веря в людей»
Рассказывает приемный сын Василия Гроссмана – Федор Борисович Губер, автор ряда работ о творчестве писателя. Беседовал Д. Шимановский.

Гроссман Василий Семенович. Энциклопедия «Личности»


Л.И. Лазарев. Василий Семёнович Гроссман
Популярность и официальный ранг Гроссмана были высоки, однако, лишь в годы войны. Уже в 1946 официозная критика обрушилась на «вредную», «реакционную, упадническую, антихудожественную» пьесу Гроссмана «Если верить пифагорейцам». Это было началом травли писателя, продолжавшейся до самой его смерти.

Семён Липкин. Книга «Жизнь и судьба Василия Гроссмана»
Он был высокого роста, курчавый; когда он смеялся, а смеялся он в те дни часто, не то что потом, на щеках у него появлялись ямочки. Необыкновенными были его глаза – близорукие, одновременно пытливые, допрашивающие, исследующие и добрые: редкое сочетание. Женщинам он нравился. От него веяло здоровьем. Тогда я еще не знал, что он боялся переходить московские площади и широкие мостовые: общая болезнь с другим моим великим другом – Анной Ахматовой.

Антонина Крищенко. Святой Василий, не веривший в Бога
«Вася, ты же Христос» – говорил ему Андрей Платонов. «Я прошу Господа простить меня, если скажу, что Гроссман был святым», – вторил ему Семен Липкин.
В жизни Василия Гроссмана и в самом деле есть все атрибуты жития: гонения и мучительная смерть, неколебимая вера и удивительные чудеса.


Наталья Кочеткова «Вася, ты же Христос»


Василий Гроссман. Желание труда – неразумный инстинкт жизни
Лазарь Лазарев в предисловии к сборнику поздней прозы Василия Гроссмана «Все течет…»:
С Василием Семеновичем Гроссманом я познакомился в 1960 году, вскоре после того, как он закончил знаменитую сейчас «Жизнь и судьбу». Собственно говоря, из-за этого и познакомился. То ли я прочитал в какой-то информационной заметке, а скорее всего от кого-то услышал, что Гроссман закончил вторую часть романа «За правое дело», названия этой части я еще не знал. Работал я тогда в «Литературной газете», и мне пришла в голову мысль, что мы должны первыми напечатать главу из этой книги, надо всех опередить, — я не сомневался, я был уверен, что редакции будут стараться обскакать друг друга, рвать рукопись из рук автора.


Юрий Дружников. Уроки Василия Гроссмана: Страницы воспоминаний
Для меня Гроссман – Великий Скептик. Вспоминая его, Роскина говорила, что он последний раз улыбнулся перед Второй мировой войной. Он легко обижал людей, но его грубость была результатом борьбы с собой, его назойливого стремления быть столь же честным в жизни, что в тексте. Тогда первое было значительно трудней второго.

Юрий Безелянский. Василий Семенович Гроссман
Гроссману приклеили ярлык «внутренний эмигрант». Везде отказывались печатать. Не выдержав изоляции, 23 февраля 1962 года Гроссман обратился с письмом к Хрущеву и попросил его разъяснить судьбу своего романа. «Я много, неотступно думал о катастрофе, произошедшей в моей писательской жизни, о трагической судьбе моей книги... Моя книга не есть политическая книга. Я говорил в ней о людях, об их горе, радости, заблуждениях, смерти, я писал о любви к людям и о сострадании к людям…»
Хрущев не ответил.


Федор Губер «Осуществляющий жизнь так, как хотелось…»
Из книги о Василии Гроссмане «Память и письма».

Василий Семенович Гроссман родился 12 декабря 1905 года
В это время от него ушла жена, уехав с маленькой дочкой Катей в Киев. Гроссман тяжело переживал этот разрыв, остро чувствуя одиночество. Старался забыться в работе. «Я благодарен, – писал он позднее, – судьбе, не давшей мне тогда остаться в Москве, в привычной мне среде, в привычных условиях. Мне кажется, всем молодым людям – инженеры ли они, писатели, врачи, экономисты – не нужно начинать работать в больших центрах».

Бенедикт Сарнов. Жестоковыйный
Его уговаривали, убеждали, приводили самые разные резоны, умоляли. Но он был непреклонен. Так и не вышла эта вещь тогда в «Новом мире». И так и не суждено было ему увидеть ее напечатанной.

Анатолий Кардаш (Аб Мише). Марран (100 лет В. Гроссману)
Гроссмана, близорукого и туберкулёзного, на фронт не брали. Но он пробился – с августа 1941-го до дня победы в 1945-м корреспондент центральной военной газеты «Красная звезда» подполковник Василий Гроссман вместе с армией отступал до Сталинграда и потом наступал до Берлина, бесстрашно бросаясь в самые гибельные места.

Павел Басинский. Объявлен наследник Толстого
Газета «Уолл-стрит джорнэл» назвала Василия Гроссмана величайшим писателем XX века.

В. Кабанов. Главы из книги «Однажды приснилось»
Прежде чем отнести роман в журнал к Кожевникову, Василий Семёнович, много жизнью ученный, отдал черновую, сильно правленую рукопись Лободе и попросил её сберечь. Лобода не дожил до того времени, когда негорящая рукопись перестала быть смертельно опасной. Продолжала хранить его вдова. Так и хранила – в авоське, завёрнутую в полотняную тряпицу, как привёз её из Москвы в Малоярославец Вячеслав Иванович. При нежданных визитах вывешивала она эту авоську за окно, как привыкли вывешивать зимой продукты не имеющие холодильников простые советские люди.

Григорий Свирский. На лобном месте


Элла Кричевская. «Сталинград» Василия Гроссмана


Из архива Василия Гроссмана
Вступительные заметки и публикация Ф. Губера
Василий Гроссман по-настоящему любил стихи. Пробуждая во мне, ребенке, интерес к поэзии и поэтам, он часто, почти ежедневно, читал мне их по памяти. Чаще всего – своих любимых поэтов Некрасова и Тютчева. Часто – «Думу про Опанаса» Багрицкого, «Черного человека» Есенина, «У птицы есть гнездо...» Бунина, «Странник прошел, опираясь на посох...» Ходасевича, «Век-волкодав» Мандельштама. Любимыми поэтами Гроссмана были также Случевский и Анненский. Стихотворение Анненского «Среди миров...» я знал наизусть до того, как по-настоящему научился читать.


Александр Рапопорт. Е.В. Короткова-Гроссман: «Из противостояния с системой отец вышел победителем»
Беседа с дочерью В. Гроссмана
Он очень ценил дружбы, завязавшиеся во время его работы в армейских газетах. Однажды – это мне после отца еще и Алексей Каплер рассказывал, – когда отец приехал с фронта, компания военных корреспондентов собралась у него в коммуналке на улице Герцена. Вдруг звонок в дверь, входит посыльный и говорит, что Василия Гроссмана вызывают в Кремль для вручения ордена. Отец не захотел нарушать компанию и ответил, что сейчас у него встреча с фронтовыми друзьями, пусть уж орден ему позже дадут, не в торжественной обстановке.


Борис Ямпольский. Последняя встреча с Василием Гроссманом
Голос его глухой, сильный, глубокий, и слова всегда какие-то крутые, подлинные, как крупнозернистая соль, только что добытая на копях, только отколотая от материка земля. Слово, которое он произносит, обработано и весомо и ложится в фразу, в разговор, как стесанный камень или кирпич на стройке, слово к слову, в крепкий, нерушимый ряд, их не сдвинешь, и они никогда не славируют, и он никогда не откажется от них.
В нем была неторопливость, несуетность, медлительность и как бы сонность движений и разговора, в которых таилась взрывчатая, зря не расходуемая, береженая сила, бешеное упорство и терпение, которое все преодолевает.


Окунев Ю. Гений, удушенный в подворотне


Чумак Г.В., Заблоцкая К.В., Воробьев А.С. Медицина в судьбе и творчестве Василия Семеновича Гроссмана. Донбасский период в жизни писателя


В Великобритании опубликованы записные книжки Василия Гроссмана «Писатель на войне»
Программа Андрея Шарова на Радио Свобода
Энтони Бивор: Гроссман ненавидел, презирал тот тип военного корреспондента, который из него пытались сделать и который писал статьи вроде «Как рядовой Иван Пупкин уничтожил 12 немецких солдат своей ложкой». Таких нелепых статей писалось множество, заставляли их писать и Гроссмана. Однако он считал их оскорблением для солдат Советской армии.


Произведения

Романы


Повести
  • Все течёт
  • Добро вам!
    Первые впечатления от Армении – утром, в поезде. Камень зеленовато-серый, он не горой стоит, не утесом, он – плоская россыпь, каменное поле; гора умерла, ее скелет рассыпался по полю. Время состарило, умертвило гору, и вот лежат кости горы.
  • Треблинский ад

Рассказы и очерки

Сборники

Статьи о творчестве

Анна Берзер. Книга «Прощание»
Гроссмановское понимание неповторимости человеческой жизни – одной-единственной, живой, именно этой – как реквием над могилами павших.

Анатолий Бочаров. Василий Гроссман: Жизнь, творчество, судьба
Со свойственной Гроссману в те годы – да и оставшейся на всю жизнь – категоричностью он охотно сталкивал высокий революционный дух и бытовой уклад. Не героические атаки, не героизм «в чистом виде» привлекали его, а именно этот ракурс: столкновение духа и искушений быта, искушений простой жизни. И счастье давалось людям, превозмогшим эти искушения.

А. Бочаров. Записные книжки Василия Гроссмана
Записные книжки Гроссмана – это и лирика, и эпос, и летопись, они дают возможность узнать честную «деловую» правду о войне, ее светлых и черных, горьких и радостных, трагичных и сдобренных солдатской шуткой страницах.

Юрий Дружников. Уроки Василия Гроссмана: Страницы воспоминаний
«Жизнь и судьба» – роман о тоталитаризме как о всемирном зле, и вряд ли можно найти в мировой литературе двадцатого века более злободневную тему. Роман вошел в следующий век, стал классикой. Не той классикой, которую, по выражению Честертона, хвалят не читая, но той, которую многим еще предстоит изучать, чтобы понять мир, в котором мы живем. Парадокс романа в том, что он актуален, он поднимается над описанном в нем временем, ибо даты меняются, а человеческая натура, добро и зло – гидра многоголовая и всемирная – по-прежнему сосуществуют в нас.

Л. Лазарев. Человек среди людей
«Закон» войны оказывается лишь частным случаем общего «закона» человеческого существования: жизнь человека немыслима без свободы.
И о чем бы ни писал Гроссман после войны – о маленькой девочке, которая, попав в больницу, впервые сталкивается с неприглядной реальностью трудной, несправедливо устроенной жизни простых людей («В большом кольце»), о судьбе женщины, полжизни проведшей в лагерях («Жилица»), о дружбе и сердечности, испытываемыми жестокими обстоятельствами нашего века («Фосфор»), о Сикстинской мадонне как о самом высоком символе человечности («Сикстинская мадонна») – он судит действительность, человеческие отношения и натуры, руководствуясь этим общим «законом», глубинную суть которого до конца постиг в годы военных испытаний, народной беды и подвига...


Шимон Маркиш. Трагедия и триумф Василия Гроссмана или об универсальности рабства и свободы в двадцатом веке
Освенцим и ГУЛаг – не просто части двух тоталитарных систем, не только их символы, но наиболее емкие воплощения, по которым можно и нужно судить обо всех аспектах жизни под властью коммунизма и нацизма: об их быте и политической активности (быть может, вернее было бы сказать «симуляции такой активности»), о литературе, архитектуре, сексуальности, нравственных нормативах и т.д.

Шимон Маркиш. Василий Гроссман – еврейский писатель?
В роман вместилась вся Советская Россия, все социальные, национальные, возрастные, профессиональные группы, и обо всех – о старых и молодых, о русских, татарах и евреях, о «простых людях» и высоколобых интеллигентах, партийной и военной верхушке, уголовных преступниках в лагерях и старых большевиках не у дел, о женщинах и мужчинах – написано так, словно бы автор был доподлинно одним из них, побывал в их шкуре.

Жорж Нива. Возвращение в Европу
Гл. XI. Тоталитарный режим и диссиденство
Гроссман описывает советский лагерь, рисует портреты Гитлера и Сталина, показывает нам "островок свободы" в сталинградском аду. Еще до Солженицына Гроссман описал лагерный универсум с его иерархией: «блатари», «суки», «фраера», «доходяги». Уже тогда он знал, как в Магадане сводят счеты с жизнью.


Веслава Ольбрых. «Трагедия без катарсиса»: Василий Гроссман. Драма гуманиста в мире тоталитарной цивилизации
С годами писателя все более захватывала углубленная философски моральная проблематика, в частности, он напряженно искал ответа на основополагающий вопрос – где кончается, и вообще может ли иметь предел ответственность человека за соучастие в деградации мира, за отказ от личного противления совершающемуся злу. А пришлось ему жить в эпоху, когда вопрос «быть или не быть» приобрел особенно злободневное звучание. Ответ на этот вопрос Василий Гроссман дал своей жизнью и творчеством.

Игорь Пекер. «Черная книга» И. Эренбурга и В. Гроссмана


Александр Солженицын. Дилогия Василия Гроссмана
На примере Василия Гроссмана выпукло изобразился тот путь, который столь многие из нас одолевали мучительным ползком в советское время. Путь не только через цепкие тернии внешней цензуры, но и сквозь собственную советскую замутнённость.

Эйтан Финкельштейн. Черная книга Василия Гроссмана


Люк Хардинг. Василию Гроссману, величайшему летописцу России, до сих пор не воздали должного


Библиография

Гроссман Василий Семенович. Дополнительная литература




В жизни моей было хорошее и плохое,
тяжелое и легкое, я совершал ошибки,
неверные поступки, хотел быть счастливым,
радовался успехам и страдал,
когда попадал в беду.
В. Гроссман «Начало незаконченной автобиографии»

Его фамилия в переводе означает «большой человек». Таковым он и является – Большим Человеком и Большим Писателем. Честный, бескомпромиссный, терпеливый, бесстрашный, верный в дружбе и верящий в людей. «Вася, ты же Христос» – говорил ему Андрей Платонов. «Слово, которое он произносит, обработано и весомо и ложится в фразу, в разговор, как стесанный камень или кирпич на стройке, слово к слову, в крепкий, нерушимый ряд, их не сдвинешь, и они никогда не славируют, и он никогда не откажется от них» – вспоминает его современник, писатель Борис Ямпольский.

Василий Семенович Гроссман (настоящее имя Иосиф Соломонович Гроссман) родился 29 ноября (12 декабря) 1905 года в Бердичеве. Его отец – инженер-химик по специальности – был выпускником Бернского университета и происходил из бессарабского купеческого рода. Мать – преподаватель французского языка – получила образование во Франции и происходила из состоятельного одесского семейства. Родители Василия Гроссмана развелись, и он воспитывался матерью.

Начальное образование получил в Киевском реальном училище, а затем пошел по стопам отца – окончив в 1929 году химический факультет Московского университета, три года работал на угольной шахте в Донбассе инженером-химиком, заведовал химической лабораторией пыли и газа на шахте Смолянка II. Заболел туберкулезом. Переехал в Москву.

В 1934 году опубликовал повесть из жизни шахтёров и заводской интеллигенции «Глюкауф», встретившую поддержку Горького, и рассказ о Гражданской войне «В городе Бердичеве» (положенный в основу одного из замечательных в отечественной кинокультуре второй половины 20 в. и трудно пробившегося к экрану фильма «Комиссар», 1967). Успех этих произведений укрепил Гроссмана в желании стать профессиональным писателем.

Сборники рассказов Гроссмана «Счастье» (1935), «Четыре дня» (1936), «Рассказы» (1937), «Жизнь» (1943), «Добро вам!» (1967) дополнились в 1937 повестью «Кухарка», в 1937–1940 – романом «Степан Кольчугин» – о рабочем пареньке, вступившем на путь революции, а в 1941 – пьесой «Если верить пифагорейцам...», осужденной после ее публикации в 1946 партийной печатью за «идейную ущербность».

С первых дней Великой Отечественной войны и до Дня Победы Василий Гроссман был специальным корреспондентом газеты «Красная звезда». В 1942 году написал повесть «Народ бессмертен», ставшую первым крупным произведением о войне. Участвовал в создании документального фильма о битве под Москвой. А еще он писал сталинградские очерки, которые читались нарасхват – на фронте и в тылу. На мемориале Мамаева кургана выбиты слова из его очерка «Направление главного удара».

Широкую известность получила книга «Треблинский ад», открывшая тему Холокоста. В 1946 году была создана «Чёрная книга», составленная в соавторстве с Ильёй Эренбургом, но опубликованная лишь в 1980 году с купюрами в Израиле.

Очерки подтолкнули Гроссмана к созданию романа «Сталинград», но затем появилось другое название – «За правое дело». В нем писатель сделал попытку осмыслить увиденное на войне. Роман «За правое дело» был высоко оценен читателями, в библиотеках за номерами «Нового мира», где печатались куски романа, выстраивались очереди.

Продолжение романа «За правое дело» – роман «Жизнь и судьба». Это титанический труд писателя: за десять лет (1950–1960) им было написано более тысячи страниц. Как отмечал Владимир Лакшин, роман Гроссмана «огромен, гулок, разветвлен». Эпос сродни Льву Толстому. В нем много ярко-трагедийных страниц. Рукопись была конфискована в результате обыска КГБ у писателя. Забрали не только машинописные экземпляры, но и первоначальную рукопись, и черновики не вошедших глав, и все подготовительные материалы, эскизы, наброски, даже использованную копировальную бумагу! Другая копия романа, сохранённая друзьями писателя, в середине 1970-х, уже после его смерти, попала на Запад. Роман был опубликован за рубежом в 1980, а в СССР – в 1988 году.

Вместе с «Жизнью и судьбой» была конфискована рукопись повести «Всё течёт», над которой Гроссман работал с 1955 года. Писатель создал новый вариант повести, который завершил в 1963 году (публикация за рубежом – 1970, в СССР – 1989).

Гроссману приклеили ярлык «внутренний эмигрант». Везде отказывались печатать. Как вспоминал Семен Липкин, «Гроссман старел на глазах у близких. В его курчавой голове прибавились седины, появилась на макушке лысинка. Вернулась отпустившая было астма. Походка стала шаркающей. Телефон у него замолк, многие старые друзья его покинули».

Возможно, следствием тяжелых нервных потрясений и депрессии явилось его заболевание: в конце 1962 года у Гроссмана обнаружили рак. Весной 63-го года он перенес изнурительную, но уже оказавшуюся бесполезной операцию. Превозмогая боль, не поддаваясь отчаянию, он продолжал работать. «У меня бодрое, рабочее настроение, и меня это очень удивляет – откуда оно берется? Кажется, давно уж должны были опуститься руки, а они, глупые, все тянутся к работе», – писал он осенью 1963 года жене. Он лежал в Боткинской больнице в отдельной палате, а за стеной тоже умирал от рака Михаил Светлов.

В ночь с 14 на 15 сентября 1964 года Василий Гроссман умер, немного не дожив до 59 лет.

Из книги Анатолия Бочарова «Василий Гроссман: Жизнь, творчество, судьба»: «Верил ли он, что все-таки дойдет до людей свет его прозы, подобно свету уже угасшей звезды? Или умирал в беспредельном отчаянии, от которого не придумано обезболивающих средств, что останутся безвестными его надежды, его боль, его любовь, как остались безвестными надежды, боль, любовь тех, кто сгинул в треблинских печах или колымской мерзлоте? Смел ли мечтать, что его уже немолодые друзья дерзнут и успеют еще при своей жизни издать уцелевшие рукописи, что не затеряются его творения, словно облетевшие листья, в ворохах чужих архивов, рукописей, ненужных бумаг?»

Посмертно издан сборник рассказов и очерков «Добро вам!». Очерки и записные книжки военных лет вошли в сборник «Годы войны» (М.: Правда, 1989).







О портале | Карта портала | Почта: [email protected]

При полном или частичном использовании материалов
активная ссылка на портал LIBRARY.RU обязательна

 
Яндекс.Метрика
© АНО «Институт информационных инициатив»
© Российская государственная библиотека для молодежи