Library.Ru {2.6}Лики истории и культуры




Читателям Лики истории и культуры Европа во второй половине 17 века: Англия

 Европа во второй половине 17 века: Англия

     Без преувеличения можно сказать, что весь 17 век Европа проходила беременной Британией, и почти все столетие этого не замечала. Да и для рядового британца континентальная Европа была чем-то чужим и враждебным. Европейцам тоже не было слишком большого резона вглядываться в туманы вокруг Альбиона.
     Тому имелось несколько причин.
     1. 17 век – время в Европе довольно холодное. Лед покрывал зимой даже Темзу. Жизнь вообще и ведение сельского хозяйства (основы основ тогда) были трудными, не до разглядываний творящегося в чужом огороде, – тем более, если между огородами целый пролив.
     2. Большую часть 17 века промышленность и торговля также испытывали неблагоприятную конъюнктуру, что в сочетании с модной политикой меркантилизма (ограничение импорта) ограничивало международные контакты.
     3. 17 век – время кровопролитных войн на континенте. Европейцам было не до британцев.
     4. Сама Англия в то время вовсе не считалась европейской супердержавой, ее население было в 5 раз меньше, чем во Франции, территория в два раза меньше, особых успехов в экономике (во всяком случае, очевидных) тоже не наблюдалось.
     5. Внешняя политика англичан была не особенно активной. И даже совершенно самостоятельной ее назвать трудно: английский король Карл Второй сидел в кошельке Людовика Четырнадцатого и кормился от его щедрот, – чтобы не зависеть от подачек слишком требовательного собственного парламента.
     6. Давайте не забудем и причину идеологическую. Расцветший в предыдущем столетии протестантизм в 17 веке внешне потерпел поражение от католического мира. Протестанты замкнулись в своих общинах на уже завоеванных территориях и копили силы для дальнейшего, качественного прорыва.
     Ни военным, ни экономическим, ни идеологическим лидером Британия не была. Впрочем, отнюдь не считала себя и глухою провинцией. Она оставалась сама в себе, на особицу. И это «на особицу» как залог будущего исторического реванша англичане, похоже, ощущали на подсознательном даже уровне. Отсюда упорная неприязнь к иностранцам и их влиянию. Отсюда упорное (и как показало ближайшее будущее, весьма плодотворное) цепляние за свои традиции и обычаи.
     Да, видимо, это предчувствие своей исторической правоты вело англичан через весь 17 век. Уже пять шестых британцев были протестантами, а ведь едва ли не самое важное в протестантизме – учение о предопределении. Самые крайние протестанты (кальвинисты) полагали, что успех или неуспех человека в жизни, равно как и посмертная судьба его души, предопределены каждому от рождения. Не зная про решение бога, человек, естественно, надеется на лучшее.
     Конечно, столь мрачный фатализм другие протестантские церкви старались как-то смягчить: уж больно бесчеловечным игруном выглядит господь, если он работает по такой вот схеме. И все же для сознания почти каждого британца того времени эта коллизия (иллюзия?) – краеугольный камень его мироощущения. Капитализм делал пусть мучительные, но первые уверенные шаги, он сулил каждому шанс добиться успеха. Как ветер дальних странствий и внезапных обогащений (клады, захваты груженых золотом кораблей, основание новых колоний, где ты охотник и господин), – этот ветер возможной удачи щекотал ноздри столь многих…
     Французские историки В.Л. Тапье и П. Шоню обращают внимание на мало учитываемый обычно фактор. Простой в экономике при накопленных уже богатствах давал возможность буржуа предаваться досугу. Причем эти новые хозяева жизни использовали свободное время рачительно: занимались наукой и искусством, а не транжирили его в пустых забавах, как знатные господа. Духовный накал их был весьма велик.
     Все это объясняет, почему мрачноватые и замкнутые скопидомы оказались зоркими и активными гражданами. И почему они, в конце концов, победили.
     Впрочем, наша неизбежная присказка несколько затянулась. Обратимся лучше к лицам и фактам.
 
      Опыт республики на английской земле
 
     Первая половина 17 века завершилась в Британии неслыханным по тем временам деянием: 30 января 1649 года на площади перед Банкетным домом Уайтхолла при огромном стечении народа был обезглавлен английский король Карл Первый Стюарт. Казалось, в долгой гражданской войне была поставлена точка. Победившие буржуа-протестанты могли ликовать. Они низвергли конную статую казненного монарха и написали на ней, как заклятие: «Уйди, тиран, последний из королей».
     Но они явно поторопились. В глазах большинства англичан Карл Стюарт оставался помазанником божьим. Даже в зале суда публика кричала: «Боже, храни короля!», а обвинение не смогло найти сколько-нибудь убедительных аргументов. Армия Кромвеля, эти пуритане «железнобокие», силой оружия принудила судей вынести Карлу смертный приговор.
     Король умер мужественно. Он сам дал знак палачу действовать. Когда голова Стюарта скатилась с плеч, «тысячи присутствующих издали такой стон, какой я никогда не слышал прежде и не испытываю желания услышать впредь», – писал очевидец (цит. по: У. Черчилль. Британия в новое время. 16–17 вв. – С. 281).
     Между тем, уже 9 января (Карл еще жив) палата общин постановила, что на документах, заверенных Большой государственной печатью, отныне никогда не будет ставиться имя одного человека. Палата лордов была упразднена как ненужная и опасная. Вся власть сосредоточилась в руках избираемого парламентом Государственного совета, а по сути – в руках военного диктатора Оливера Кромвеля.
     Любопытно: занятые своими распрями европейские государи сравнительно вяло отреагировали на казнь коллеги.
     Зато в самой Англии, а еще больше в ультрароялистской Шотландии и ультракатолической Ирландии победители натолкнулись на реальное сопротивление. Даже в самом Лондоне шестеро из 12 членов Верховного суда ушли в отставку в знак поддержки короля. А остальные приступили к своим обязанностям только после того, как парламент специальным законодательным актом отменил их клятву верности Карлу.
     Недовольных Кромвель карал весьма строго. Особенно досталось ирландцам. Его «железнобокие» не только проявляли большую жестокость, вероятно, обусловленную их верностью евангельским наставлениям, но и откровенную алчность. Так, при взятии одного города они уничтожили 2970 его защитников (из 3000 имевшихся), и даже оторвали у одноногого коменданта его протез, полагая найти в нем спрятанное золото. Именно подвиги Кромвеля положили начало стойкой вражде между ирландцами и англичанами.
     Конечно, свои действия в Ирландии Кромвель оправдывал текстами из Евангелия. Он так далеко зашел в своем фарисействе, что никогда сам не стеснявшийся в средствах У. Черчилль прокомментировал это так: «Поистине бог, созданный воображением амбициозного политика, должен быть чудовищем – если в устах Кромвеля такие слова, как «праведность», «любовь к врагам» и «милосердие» звучат насмешкой» (с. 290).
     Между тем, Кромвель являл собой противоречивый тип человека своей эпохи. Истый пуританин, он разрывался между глубокой верой, предписывавшей смирение и скромность, и амбициями удачливого политика. В принципе, он не против был бы возложить на себя корону. При этом Кромвель был трезв и практичен: он понимал, что как король потеряет популярность у своих сторонников республиканцев и не получит признания у роялистов. Реалии и традиции британской политики и долгие бдения в парламенте приучили его искать компромиссы. Не став «величеством», он ограничился титулами «высочества» и лорда-протектора.
     Черчилль ядовито заметил: Кромвель готов был бы поделиться своей властью при условии, что ему и после никто не посмеет перечить. Это было слишком не в правилах игры. Сколько ни собирал Кромвель парламент, желая при подтасовке на выборах провести только своих сторонников и получить от них формальное узаконение своей власти, – ему этого так и не удалось добиться.
     Парламент оказывался порой слишком революционно настроенным и выступал с нападками на социальное неравенство и на частную собственность. Истый буржуа и дворянин, Кромвель такого позволить не мог. Единственной опорой его оставались пуритане и их железный кулак – армия.
     Для англичан в те годы наступили трудные времена. Пуритане стремились воплотить в жизнь евангельские заветы (как они их понимали), создать на английской земле истинно божье царство, «новый Иерусалим». Все свелось, естественно, к пошлой диктатуре и ханжеской клоунаде.
     Жизнь рядовых англичан еще никогда до этого не подвергалась такой мелочной и унизительной, тупейшей регламентации. Чего стоит, например, проект закона, запрещавшего в субботние дни (суббота – по библейским канонам, день особого духовного бдения) сидеть на скамейке у своего дома и даже прислоняться к притолоке его двери! Или запрет субботних прогулок, – человек не имел права даже отправиться на проповедь в соседний приход, духовные свои нужды он был обязан отправлять только по месту жительства.
     Нечего и говорить, что пабы и театры были закрыты. Даже за простую божбу (тем паче за ругань) налагался немалый штраф.
     Религиозная нетерпимость и невротическая мелочность уживались в пуританах с бесчеловечностью. Бедность они считали пороком, – дескать, сам бог указывает на низменность бедняка. Именно с этого времени работные дома из приютов превратились в тюрьмы.
     В обществе зрело недовольство. Все ненавидели святош-стяжателей. Кромвель чувствовал это. 3 сентября 1658 года он умер, завещав власть своему ничтожному сыну.
     Но ни для кого уже не было секретом, что дни «вечной республики» сочтены.

Карл Второй

     Король-«развратник»
 
     Летом 1660 года в Лондон триумфально въехал сын казненного монарха Карл Второй Стюарт. Народ ликовал. Толпа надеялась, как всегда при долгожданной «премене», на самое лучшее.
     В очередную годовщину казни Карла Первого 30 января 1661 года прах Кромвеля и его сподвижников был извлечен из гробниц в Вестминстерском аббатстве, протащен по лондонским улицам и вздернут на виселицу. На следующий день останки цареубийц выбросили в навозную кучу.
     Впрочем, этим месть Карла Второго революционерам почти ограничилась. Пострадало около двух десятков человек.
     Карл Второй был слишком добродушным жизнелюбцем, но главное, он преотлично усвоил уроки революции, – уроки, которые отказался усваивать его родитель.
     После смерти отца Карл оказался в эмиграции. Он во всей полноте испытал горечь судьбы приживала. Несмотря на то, что его мать была родной теткой Людовика Четырнадцатого, кардинал Мазарини посчитал неудобным пребывание Карла во Франции, и тот вынужден был отправиться в Голландию ко двору своей сестры.
     Гедонист и католик в душе, Карл оказался в пресной протестантской буржуазной среде. И больше того: даже в этой среде он жил на положении бедного родственника! Когда из Англии к нему прибыли послы с приглашением вернуться и занять престол, они со стыдом и ужасом обнаружили, что их король ходит в обносках!
     Нельзя сказать, что Карл сиднем сидел в эмиграции. В Англии у него оставалось множество сторонников. Он усиленно плел интриги с целью вернуть престол. Самая решительная попытка была предпринята им в 1652 году, когда 18-летний Карл заручился поддержкой шотландцев и высадился на британский берег. Увы, он оказался у них, скорее, на положении пленника. В своих манифестах Карл вынужден был осудить отца, а мать-католичку назвать аж «идолопоклонницей».
     В угоду своим союзникам шотландцам (а они исповедовали одну из крайних форм протестантизма) Карл терпел многочасовые проповеди и поучения попов, а также поползновения лидера шотландцев маркиза Аргайла впарить ему в жену свою дочку.
     Незадолго до прибытия Карла к шотландцам они казнили его друга детства герцога Монтроза и расчленили труп казненного на несколько частей. Протестантские правители выставили их в разных городах Шотландии в устрашение возможным католическим заговорщикам. Рука Монтроза была выставлена и напротив окна самого Карла!
     Придя много позже к власти, Карл отомстил за друга: Аргайл отправился на плаху. Но тогда, в 1652 году, принц Уэльский вынужден был лишь молча стискивать зубы.
     Битва между войсками Кромвеля и соединенными силами шотландцев и роялистов закончилась полным разгромом Карла. Начались шесть самых романтических недель в его жизни. За голову Карла Кромвель назначил большую сумму. Но – примечательный факт! – ни одни из тех, кто узнавал принца, не донес на него. А ведь это были все больше бедняки…
     Карл переодевался то слугой, то кузнецом, то женщиной. Медленно, осторожно продвигался он в сторону моря, надеясь спастись.
     Кульминацией стал эпизод, который запечатлен теперь на лубках во всех пабах Британии. (Это и впрямь здесь самый популярный сюжет). Карл прячется в дупле гигантского дуба, а внизу рыскают солдаты Кромвеля. В реале все было еще драматичней. Измотанный Карл заснул, и крестьянин, который был с ним в дупле, поминутно будил его, чтобы «сир» не обнаружил себя молодецким храпом.
     Наконец, Карлу удалось взойти на спасительный корабль…
     Много позднее придворные будут жаловаться на то, что Карл, такой бравый и сильный мужчина, ленив и беспечен, что он может сутками напролет забавляться со своими любовницами, пренебрегая делами государственной важности. Да, по натуре Карл был деятельным человеком, и такой взахлеб гедонизм, – не есть ли он следствие глубочайшего невроза, нажитого там, «у мрачной бездны на краю»?..
     Карл был тонким, осторожным дипломатом. Его часто обвиняли в беспринципности. Но принцип у него все-таки был, один. В тот авантюрный век для кого-то удачей был найденный кошелек, для кого-то – захваченный корабль с ценным грузом или открытые новые земли. Для Карла Стюарта такой удачей была свалившаяся на него корона. И он любыми средствами старался сохранить и ее, и голову…
 
      «Без женщин жить нельзя на свете, нет!»
 
     Во время правления Карла Второго (1660–1685) англичане как с цепи сорвались. И следа не осталось в высших слоях от пуританской ханжеской чопорности. Пример всем подавал сам король. Говорят, у него было ого-го какое мужское достоинство, – истинно королевский «скипетр»! К тому же Карл был совершенно неутомим в постели подчас сразу с несколькими метрессами.
     Правда, по политическим соображениям, он вынужден был жениться на дочери португальского короля Екатерине Браганца. «Господа, вы привезли мне летучую мышку!» – воскликнул король, впервые увидев свою невесту.
     Но незаметная и невзрачненькая Екатерина тотчас обнаружила все неистовство южных своих кровей. Вернее, сперва новоиспеченная королева открыла, что у ее мужа (которого она полюбила пылко, страстно) есть любовница – Барбара Каслмейн, будущая герцогиня Кливлендская. Причем любовница давняя, причем не единственная, – но зато самая наглая. Вы только представьте: леди Каслмейн потребовала, чтобы ее сделали первой придворной дамой королевы! Между супругами по этому поводу возник жуткий скандал. В результате Барбара все же получила столь вожделенной ею пост, но и Карл сильно зауважал свою норовистую супругу.
     Среди возлюбленных нашего Дон-Жуана были «дамы разных каст и стран». Все они ладили между собой и составляли нечто вроде королевского гарема. Карл позволял им резвиться также на стороне.
     Вероятно, самой блистательной среди них была Гортензия Манчини, герцогиня Мазарини. Племянница кардинала, она вышла замуж за одного из самых завидных женихов Франции. К несчастью, очень скоро обнаружилось, что муж ее – полный психопат. Он вообразил себя тюльпаном и потребовал ежедневной поливки. Герцогиню не увлекла перспектива заняться цветоводством в супружестве, и она предпочла свободный образ жизни.

Нелли Гвинн

     Самой легендарной любовницей Карла стала Нелли Гвинн, – простая лондонская потаскушка и талантливая актриса. Королю показал ее в театре один придворный, но у Карла не было с собой денег, чтобы расплатиться за ужин с этой девицей. Нелли вдоволь посмеялась тогда над монархом. Однако она стала его верной и доброй подругой. Нелли сохранила замашки и жаргон уличной шлюшки. Своим сыновьям от Карла она кричала через весь особняк: «Идите, выблядки, ваш отец пришел!»
     Народ любил свою Нелли. Как-то толпа набросилась на ее карету, – люди подумали, что в таком шикарном экипаже может кататься только ненавистная герцогиня Портсмутская, француженка и католичка. Нелли высунулась из окошка и закричала: «Помилосердствуйте, люди добрые! Я честная протестантская шлюха!»
     Народ пришел в восторг и преисполнился патриотической гордости.
     Луиза де Керуаль герцогиня Портсмутская – пожалуй, самая небескорыстная любовница Карла. Вот кого англичане ненавидели всей душой! Пикантная юная француженка, аристократка наиголубейших кровей, но без гроша за душой, она увлекла стареющего ловеласа своей томностью, тонко сочетавшейся с неутомимой пустой болтливостью и самой вычурной манерностью. Впрочем, она не была глупа: глуп был бы тот, кто бы доверился ей вполне. Во-первых, Луиза оказалась алчна совершенно неслыханно. После смерти Карла все нажитое ею в Англии добро переправили во Францию на нескольких кораблях! Во-вторых, она была открытой шпионкой Людовика. В-третьих, Луиза насаждала при дворе преклонение перед всем французским, что для рядового англичанина было как нож в сердце.
     Любвеобильный Карл имел 12 незаконнорожденных детей и ни одного от жены. Все беременности королевы кончались выкидышами. В результате наследником престола был объявлен младший брат Карла Яков герцог Йоркский. В честь него англичане назвали полученную от голландцев колонию в Новом Свете, – Нью-Йорк.
     Но Якова британцы терпеть не могли. Истый католик, он и не думал идти на какие-либо компромиссы со своими подданными. «С такими взглядами ты и четырех лет не процарствуешь!» – проворчал как-то Карл. И оказался пророком.
     Увы, и для осторожного Карла политические реалии были не лучезарны…
 
      Неуютнейшие реалии
 
     Карлу было весьма неуютно на троне. Буржуа-пуритане бдительно следили за его действиями. Сельское население поддерживало его, но было не столь организованно и решительно, – и не так уж богато. А кроме того, имелась так называемая новая знать, обогатившаяся во время революции. Эти олигархи, слишком близкие к трону, слишком многочисленные в парламенте, были опасней всего.

Герцог Мальборо

     Карл даже не мог наградить своих сторонников, которые во дни смуты потеряли все, защищая его права. Пример тому – история семьи Черчилль. Эти дворяне лишились имения во время гражданской войны. Король же смог поддержать своих сторонников лишь самым скромным образом. Он назначил Джона Черчилля пажом при дворе, а его сестру Арабеллу – фрейлиной герцогини Йоркской. Дальше им предстояло действовать самим. В итоге Джон стал через некоторое время гвардейским офицером, потом генералом, знаменитым полководцем и в результате получил титул герцога Мальборо. Не терялась и Арабелла: она пошла в любовницы к Якову герцогу Йоркскому и подарила ему сына, Джеймса Фитцджеймса герцога Бервика, тоже ставшего выдающимся полководцем.
     Карл постоянно нуждался в деньгах. Однако парламент весьма скупо субсидировал его и оговаривал свои подачки массой уступок со стороны короля. Поэтому Карл предпочел сидеть на дотациях своего кузена Людовика Четырнадцатого. Он даже заключил с королем-солнце тайный договор, по которому обязался вернуть английский народ в лоно католицизма, «как только представится этому удобный случай». Впрочем, случай ведь мог так и не подвернуться.
     К досаде всей протестантской Европы, Карл крепил британско-французскую дружбу и активно сражался с Голландией – главной торговой соперницей англичан. К слову, сражался не слишком успешно.
     В 1665 году в Англии разразилась страшная эпидемия чумы. Как-то в один день в Лондоне умерло сразу семь тысяч человек. А в сентябре 1666 года грянула новая беда: британскую столицу охватил пожар и бушевал в ней пять дней. Король послал на подмогу своих гвардейцев, сам вставал в цепь передающих ведра воды. Но все было тщетно: пламя уничтожило всю центральную часть Лондона между Темплом и Тауэром, 13 тысяч домов и 89 церквей, в том числе и готический собор Святого Павла.
     Правда, пламя уняло и эпидемию, – говорят, это произошло оттого, что главные разносчики чумы средневековые черные крысы были вытеснены коричневыми крысами, которые меньше переносят заразу.

Собор Святого Павла

     Кроме того, пожар поставил точку в истории средневекового Лондона. Теперь дома строили не из дранки, а из кирпича, улицы выпрямились и стали относительно просторными. Придворный архитектор сэр Кристофер Рен разработал проект застройки, где было две символических точки: собор Святого Павла и биржа.
     Увы, проект похерили. Но собор возвели.
     Отстроили и центральную часть Лондона, на это ушло пять лет. Проблем со средствами у лондонцев уже не было.
     Промышленность развивалась, торговля крепла, Англия богатела.
 
      Шотландские разбойники – ирландские разбойники: к истории тори и вигов
 
     Конечно, участие Карла в тушении лондонского пожара сильно подняло его престиж. Но противоречия в стране продолжали усугубляться. Британцы страшились усиления католической Франции и профранцузских симпатий при дворе. Католицизм представлялся рядовому англичанину как бы трехглавым чудовищем, трижды опасным: католики угрожали протестантской вере, государственной независимости и самим устоям существования английского общества, основанного на выстраданном балансе интересов элит и авторитете парламента. Карла любили, но власти абсолютного монарха ему не желали ни в коем случае.
     В 1679 году протестанты использовали наветы беглого ученика иезуитов и развязали травлю против католиков. Скрепя сердце и порой со слезами на глазах король был вынужден подписывать смертные приговоры людям, веру которых втайне он разделял.
     Впрочем, ему все-таки удалось вывести на чистую воду зачинщиков этого террора. А заодно отправить в изгнание и лидера оппозиции графа Шефтсбери, «этого маленького гордеца», как презрительно называл его рослый Карл.
     Да, граф Шефтсбери был хил и мал ростом, а к тому времени просто болен. Но в этом тщедушном теле пылало сердце истинного борца. Умнейший человек и хитрый, тонкий политик, граф Шефтсбери возглавил партию недовольных. А ими были, прежде всего, дельцы Сити и представители новой знати, обогатившиеся во время революции. Сам Шефтсбери был графом в первом поколении.
     Он активно участвовал в травле милых сердцу Карла католиков. Но самый страшный удар граф решил нанести в самое уязвимое место монарха. Шефтсбери и его сторонники потребовали, чтобы Карл передал право наследования престола от своего брата католика старшему незаконному сыну протестанту герцогу Монмауту.
     Но принцип наследования по законной линии был для Карла священен. Он полагал, что народ поддержит его в этом.
     Впрочем, расстановку сил должны были прояснить парламентские выборы 1679 года. В ходе подготовки к ним оформились две первые политические партии: тори и виги. Тори были роялистами, сторонниками прав короля, и некоторые симпатизировали католикам. Виги отстаивали интересы новой буржуазной элиты, отличались непримиримым пылом протестантов и национализмом.
     Так были заложены основы партий консерваторов (тори) и либералов (виги).
     Но что, собственно, означали эти два слова? «Виг» первоначально обозначал угрюмого, фанатичного пресвитерианина, стяжателя и ханжу, а «тори» – ирландского разбойника-«паписта», грабившего имения протестантов.
     Обе стороны не стеснялись в выражениях. «Тори – это чудовище с английским лицом, французским сердцем и ирландской совестью. Это существо с огромным ртом, задом, похожим на два бедра-окорока, полностью лишенное мозгов. Тори похожи на диких кабанов, подрывающих конституцию, покушающихся на оплот нашей свободы – на парламент и судей…» Сторонники короля тори потешались: «Напыщенная речь вигов состоит из вздохов, всхлипываний, стонов, икоты, причем особый оттенок всему этому придает гнусавость» (У. Черчилль, с. 368).
     Вы заметили? Тори обвиняют вигов в отсутствии хороших манер, лицемерии и чрезмерном пафосе. Виги подчеркивают в своих оппонентах предательство национальных интересов и глупость. «Симптоматично», не так ли?..
     Итогом борьбы этих двух политических «банд» стало принятие одного из шедевров английского законодательства – знаменитого «Хабеас Корпус Акт’а». В переводе он звучит весьма пространно и торжественно: «Акт для лучшего обеспечения свободы подданных и для предупреждения заточений за морем». Это основа основ британской демократии. Акт ограничивает возможность полицейского произвола при задержании человека, и если вовремя не была доказана его вина, то подданный освобождается от ответственности за нее. Таким образом, обвиняемый не обязан был оправдываться (как это существует в системе нашего судопроизводства), а должен был получить весомые доказательства своей вины от властей. Приоритетными провозглашались права отдельных граждан, а не государства.
     Тем же порядком гарантировалась и неприкосновенность частной собственности.
     Согласно древней формуле английского законодательства, Карл изрек по-старофранцузски: «Король этого хочет!» («le roy le veul»), и великий закон был утвержден на века.
     Утверждал его Карл в надежде, что виги признают права наследования престола за Яковом.
     Но не тут-то было! Выборы 1679 года принесли вигам ощутимую победу.
     Почувствовав за собой поддержку населения, Шефтсбери в ультимативной форме потребовал от короля утвердить наследником престола протестанта, герцога Монмаута. Король пошел на открытый конфликт. «Я не уступлю, – заявил он. – Запугать меня вам не удастся. С возрастом люди обычно становятся менее уверенными, но со мной дело обстоит наоборот. Сколько бы мне ни осталось прожить, я не намерен пятнать чем-либо свою репутацию».
     И король пошел на открытую демонстрацию «ху из ху». Заседания парламента происходили в пророялистском Оксфорде, подальше от вигски настроенной толпы лондонцев. Туда, в Оксфорд, монарху были тайно доставлены знаки его королевского достоинства: корона, мантия, скипетр и держава.
     На следующем заседании Карл предстал перед непокорными парламентариями на троне, во всем блеске своих регалий. Он думал потрясти и подавить их величием королевской власти. А они, входя в зал, толкались и переругивались в узких дверях, не обращая ровным счетом никакого внимания на роскошную куклу на троне.
     Каков урок королям!..
     Когда депутаты расселись, лорд-канцлер объявил им о роспуске парламента. Это случилось 29 марта 1681 года.
     На оппозицию обрушились репрессии, – но в рамках уже принятых законов, конечно! Граф Шефтсбери умер в изгнании.
     Последние четыре года своей жизни Карл парламента не созывал и правил один при помощи умного и ловкого маркиза Галифакса.
 
      Заглянем в головы и сердца
 
     У нас в России сложилось расхожее мнение: Великая французская революция конца 18 века породила целую бурю в искусстве и философии. А вот английская 17 века… Между тем, и здесь были свои титаны.

Джон Мильтон

     Поэта Джона Мильтона (1608 – 1674) называли «мозгом революции». Этот суховатый, несколько чопорный пуританин стал секретарем в правительстве Кромвеля.
     Джон Мильтон – плоть от плоти своего времени и среды. Сын состоятельного нотариуса (при этом одного из лучших тогдашних английских музыкантов!), он получил превосходное образование и завершил его поездкой по Европе. В Италии Мильтон встретился с престарелым уже Галилеем. Это с легкой руки Мильтона распространилась в веках легенда о том, будто инквизиция пытала великого ученого. Но что не сделаешь в интересах политической пропаганды? К слову, при этом Мильтон так и не разделил научных взглядов Галилея, предпочтя им геоцентризм Птоломея…
     Начавшаяся революция призывает Мильтона в Англию. Здесь он окунается в политическую борьбу. Он пишет массу пламенных памфлетов в защиту свободы печати, совести (в урезанном для ненавистных католиков виде). Он проповедует право на развод, – статью об этом Мильтон создает во дни своего медового месяца, исходя из собственной нерадостной практики.
     «Еще неизвестный поэт, но политический писатель, уже славный в Европе своим горьким и заносчивым красноречием,» (слова А.С. Пушкина), Мильтон и впрямь воспринимал революцию как борьбу небесных сил с дьявольскими, как попытку установить в Англии истинно христианский режим, «Новый Иерусалим», по выражению проспиртованных библейскими текстами пуритан.
     В годы Реставрации Мильтон лишился части состояния и ослеп. Но именно в эти самые горькие для него годы поражения он создал одну из величайших эпических поэм человечества – «Потерянный рай».
     Библейская история об искушении сатаной Евы и об изгнании грехопавших прародителей человечества из рая Джон Мильтон воспринимает философски масштабно. Причем в осмыслении библейского сказания поэт довольно самостоятелен и противоречив. Его сатана – мощный герой-богоборец, который мстит богу за свое унижение. В этом образе прорывается пафос революционного ниспровержения авторитетов и гордыня пуритан.
     Другое противоречие сознания верующего автора состоит в том, что сатана искушает Еву знанием, – оно ведет к греху и гибели. Но в то же время современник прорыва в науке Мильтон в своих памфлетах превозносил знание…
     Весьма далек от благостности и гуманизма и бог Мильтона. Это грозный «вышний судия» Ветхого Завета, весьма своенравный и далекий от какой-либо внятной человеку логики.
     Впрочем, пламенный, фанатичный пуританин Мильтон и мысли не допускал о противоречиях в Библии или в своей богоугодной поэме.

Томас Гоббс

     Поэт может это себе позволить, но уж никак не философ. Томас Гоббс (1588–1679) был блестящим, глубоким наблюдателем своего времени. В результате родилась его великая книга «Левиафан», которая стала теоретическим обоснованием современного «гражданского общества».
     Гоббс понял, что главной чертой нового общества является индивидуализм. Приятный, общительный и щедрый философ выразил свой главный вывод насчет современного ему человечества знаменитым «человек человеку волк».
     В самом деле, рассуждал он, все люди имеют от рождения равное право на жизнь и ее блага. Но в борьбе за эти блага интересы людей сталкиваются, начинается кровавая война всех против всех. Чтобы предотвратить ее, люди вынуждены уступить часть своих «естественных прав» структуре, которая бы регулировала отношения в обществе. Этой структурой является государство. Оно, конечно, есть зло, ибо ограничивает естественные права каждого, – поэтому Гоббс называет государство именем страшного великана Левиафана. Но, вздыхает философ, это зло необходимо и неизбежно, как необходимы и неизбежны социальное неравенство и несправедливость.
     Идея Гоббса о государстве как инструменте регулирования и обуздания хаоса интересов индивидуумов стала основой основ теории устройства общества по типу западной демократии.
     Современники очень уважали философа: при своем торжественном въезде в Лондон Карл Второй снял перед ним шляпу. Король повесил портрет Гоббса у себя в кабинете. Впрочем, на большее государь, увы, не расщедрился…

Джон Локк

     «Дело» Гоббса продолжил Джон Локк (1632–1704). Он служил секретарем лидера вигов графа Шефтсбери и в полной мере разделил его взлеты и падения. Вместе с шефом Локк отправился в изгнание, а по возвращении активно участвовал в строительстве новой, буржуазной Англии. В частности, он курировал колонии в Новом свете (штат Пенсильвания обязан Локку своей конституцией) и стал одним из учредителей Английского банка.
     Но самое главное здесь для нас – Локк внес счастливую поправку в чрезмерно мрачную, откровенно диктаторскую функцию, которую отводил буржуазному государству Гоббс. Локк предложил разделить бремя власти на независимые (хотя бы теоретически) друг от друга ветви: на законодательную и судебную. Таким образом, всеподавляющий Левиафан становился, как будто, слабее…
     Труды Гоббса и Локка помогли англичанам осмыслить свой исторический опыт и создать буржуазное государство, гарантирующее права и свободы граждан, и, прежде всего, неприкосновенность частной собственности. Их идеи легли в основу французской и американской конституций.
 
      Несколько слов о быте
 
     В те годы напряженной борьбы партий быт части британцев политизировался до чрезвычайности. В политику были ангажированы даже мушки, – модные искусственные «родинки» из бархата и тафты. Дамы, симпатизировавшие вигам, носили мушки на правой стороне лица, а сторонницы тори – на левой. Те же, кто полагали, что «в единстве наша сила», покрывали мушками обе стороны лица.
     Хотя французские моды полностью подчинили себе лондонский свет, англичане осмеливались вольничать против хорошего версальского тона. В гостях или театре джентльмен мог преспокойно снять с себя пышный парик и держать его на коленях, как пуделя.
     Косметика употреблялась в огромных количествах, причем очень вредная: белила делались на основе свинца.
     Время овсянки еще не пришло. Британцы тогда обожали хорошо и весьма калорийно покушать. Английские деликатесы того времени были рассчитаны на луженые желудки. Чего стоят, к примеру, баранина, фаршированная устрицами, или голуби, начиненные крыжовником?..
     Англичане употребляли много солонины, что вело к массе кожных заболеваний. Крепкое пиво и вино глушили с самого утра, причем равно мужчины и женщины. Это приводило к частым апоплексическим ударам.
     Впрочем, в быт стали входить и новомодные напитки. Возникли кофейни – прообразы будущих клубов. Самыми шикарными считались заведения, где подают шоколад. Шоколад для знати, кофе для буржуа, – это разграничение просуществует во всей Европе до конца 18 века. Правда, англичане отдадут, в конце концов, пальму первенства чаю. Но в 17 веке он был еще не слишком распространен в быту, его подавали обычно на частных приемах, при этом после его употребления дамы принимали сердечные средства.
     В те времена британцы не отличались чистоплотностью. Общественные бани не получили распространение «по моральным соображениям».
     Что действительно поражало иностранцев, так это страсть англичан к спортивным состязаниям. Она владела как знатью, так и простонародьем. Причем и те, и другие отличались в своем увлечении поразительной свирепостью. Итальянцев и французов шокировало, что даже самые утонченные английские джентльмены с азартом наблюдают массовые драки или кровавые поединки, в которых отрубить ухо или руку противнику было плевым делом.
     Так, вероятно, прорывался темперамент нации флегматиков, – нации, которая готовилась покорить четверть мира…
 
      «Славная революция»
 
     6 февраля 1685 года король Карл Второй умер. Умирал он в окружении всех своих любовниц, которые непритворно скорбели о нем. Ослабевшую от горя королеву несколько раз приводили к ложу умирающего. Она еле слышно попросила у него прощения. «Бедная! Это я должен просить у нее прощения…» – воскликнул Карл.
     Перед смертью он принял, наконец, веру своей матери и жены – католичество. На вопрос священника, точно ли он этого хочет, король ответил: «Да, всей душой, всю жизнь…»
     Затем он поручил брату Якову позаботиться о королеве и всех своих любовницах и умер.

Яков Второй

     Став королем, упорный и ограниченный Яков сделала все, чтобы осуществилось пророчество брата насчет недолгого царствования.
     Всюду Яков насаждал католиков. Подавляющее большинство англичан осуждало такую его политику. Яков испытывал нехватку в кадрах: губернатором важнейшего порта был назначен 18-летний юноша!
     Большинство влиятельных придворных покинуло двор.
     Яков решил по примеру Кромвеля опереться на армию и создал в очень короткий срок самое большое в истории Англии войско: около 20 тысяч солдат.
     В воздухе запахло новой гражданской войной.
     11 июня 1685 года на английский берег высадилась армия протестантов во главе с незаконным сыном Карла Второго герцогом Монмаутом. Однако мятежники были столь нерешительны, а почтение англичан к королю еще столь велико, что правительственные войска без труда разбили мятежников. Монмаут просил короля о пощаде, но был казнен. Казнили или продали в рабство на тропические острова и массу солдат Монмаута.
     Король продолжил свою враждебную протестантизму и парламентским устоям политику.
     10 июля 1688 года королева-католичка Мария Моденская родила наследника. Теперь все надежды англичан на короля-протестанта рухнули.

Вильгельм Оранский

     Британская элита обратила взоры к Голландии, где правил энергичный и умный Вильгельм Оранский, женатый на дочери Якова Марии. Это последнее обстоятельство делало голландца хоть в какой-то мере претендентом на английский престол…
     Интрига завязывалась на самом высоком международном уровне. В это время вся Европа объединилась против агрессивной политики Людовика Четырнадцатого. Даже папа римский выступил против французского короля и поддерживавшего его Якова.
     Английская аристократия сделала Вильгельму предложение высадиться в Британии. Но в это время Людовик сосредоточил огромную армию на своих северо-западных границах. Никто не знал, куда двинет войска король-солнце. Если в Нидерланды – Вильгельму придется оборонять свою родину, какой уж тут английский престол! Но Людовик мог двинуть солдат и на германских князей, и тогда…
     До последней минуты ясности не было. Затем Людовик склонился к германскому варианту: он рассудил, что если Вильгельм высадится в Англии, то Британия погрузится в долгую гражданскую смуту.
     Увы, король-солнце просчитался. Вильгельм почти не встречал сопротивления и триумфально продвигался к Лондону. Громадная (по британским меркам) королевская армия рассыпалась, как карточный домик.

Герцогиня Мальборо

     В панике Яков отправил жену и наследника во Францию. Короля покинули ближайшие сподвижники. Одними из последних из дворца сбежали его младшая дочь Анна и ее подруга леди Сарра Черчилль (жена Джона, будущая знаменитая герцогиня Мальборо). На чьей стороне уже был пройдоха Джон, говорить не нужно.
     Наконец, Яков решается бежать. Он выбрасывает Большую государственную печать в Темзу и устремляется к кораблям.
     Но рыбаки принимают его за шпиона-иезуита и возвращают в Лондон. Несколько томительных дней он находится в своем дворце под арестом Вильгельма. Экс-короля воспитывают страхом. После этого Вильгельм позволяет ему бежать.
     Так, при единодушии народа и поддержке умной, ответственной элиты английское государство обретает свои нынешние черты, – черты конституционной монархии.
     Эти события – возможно, самая бескровная в истории человечества Славная революция.
 
     Использованная литература
 
     Шоню П. Цивилизация классической Европы. – Екатеринбург: У-Фактория, 2004. – 608 с. – («Великие цивилизации»)
     Черчилль У.С. Британия в новое время (XVI–XVII века). – Смоленск: Русич, 2005. – 416 с., ил. – (Популярная историческая библиотека)
     Эрланже Ф. Эпоха дворов и королей. Этикет и нравы в 1558–1715 гг. – Смоленск: Русич, 2005.
     Ивонин Ю.Е, Ивонина Л.И. Властители судеб Европы: императоры, короли, министры 16–18 вв. – Смоленск: Русич, 2004.

Валерий Бондаренко





О портале | Карта портала | Почта: [email protected]

При полном или частичном использовании материалов
активная ссылка на портал LIBRARY.RU обязательна

 
Яндекс.Метрика
© АНО «Институт информационных инициатив»
© Российская государственная библиотека для молодежи