Library.Ru {2.6}Лики истории и культуры




Читателям Лики истории и культуры Царицы, восхитившие Пушкина

 ЦАРИЦЫ, ВОСХИТИВШИЕ ПУШКИНА

     Как известно, А.С. Пушкин не жаловал власть предержащих стихотворными и прочими славословиями. Даже образ великого Петра, совершенно сообразно с исторической правдой, дан у него не в одних только лаврах. Екатерину в «Капитанской дочке» Пушкин изобразил весьма благолепно, но, по тонкому замечанию М. Цветаевой, по сути, автор лишь отстраненно процитировал известнейший ее портрет кисти Боровиковского, полуофициальный и весьма лестный для государыни. Зато от себя в бумагах Пушкин добавил, пожалуй, самую убийственную характеристику «северной Семирамиде». Александр Первый удостоился от нашего гения эпиграмм и «подсвистывания», Николай Первый – осторожных и отнюдь не однозначно одических «Стансов». Короче, «пред кумиром народным» поэт не клонил «гордой головы».
     И все же две венценосные особы удостоились от него строк восхищенных, восторженных и, что самое главное, глубоко прочувствованных.
     Ими были супруга Александра императрица Елизавета Алексеевна и жена Николая Первого Александра Федоровна.
     О судьбе этих очень разных, но одинаково глубоко отразивших каждая свою эпоху женщин – наш рассказ.
 

* * *

     Месть судьбы – месть судьбе
 
     Увы, человек за все в этом мире расплачивается. И за все хорошее – иногда расплачивается вдвойне и втройне. Когда в 1778 году в семье маркграфа Баденского родилась дочь Луиза, никто даже не представлял, что ее ждет жизнь сложная, что по бурному времени она пройдет незаметной тенью, неся на голове корону российских императриц, и воплотит в своей судьбе страсти эпохи предромантизма почти неприметно, однако ж, весьма емко.
     Когда Луизе исполнилось 11 лет, началась Великая французская революция. Поднялась социальная буря, которая более-менее присмирела (и то на время) лишь через четверть века. Правда, тогда Луиза не очень обращала внимание на политические события: она усердно училась и ждала участи почти любой миловидной принцессы, – замужества.
     Как раз в это время русская императрица Екатерина вознамерилась женить своего любимого внука Александра. Ему едва исполнилось 16, но пожилая самодержица торопилась: она мечтала увидеть мужское потомство от внука и, как знать, быть может, именно Александру в обход нелюбимого сына Павла отдать императорскую корону?
     Впрочем, выбрать будущую невестку она отдала на откуп Павлу. И тот выбрал, – принцессу Луизу, племянницу своей первой жены Натальи Алексеевны, столь же горячо им, «русским Гамлетом» и «русским Вертером», любимой, сколь и неверной.

Елизавета Алексеевна – великая княгиня

     Итак, свершилось: 14-летняя Луиза была доставлена в Петербург. Роскошь и помпезность русского Двора подавили ее. Она робела и от этого казалась надменной и холодной. Впрочем, ей тотчас стали расточать дежурные комплименты. Однажды к Луизе явился красивый почти мальчик великий князь Александр и холодно произнес: «Ваше высочество, мне велено сделать вам предложение» – «Ваше высочество, мне велено дать вам согласие!» – испуганно ответила девочка.
     28 сентября 1793 года состоялось венчание. Принцесса Луиза Баденская стала великой княгиней Елизаветой Алексеевной. Поэт Державин разразился одой о счастье юных «Амура» и «Психеи». Торжества были неслыханно великолепны. Но отгремели фанфары, и Елизавета поняла, что оказалась в буквальном смысле в золотой клетке. Юный Александр пренебрегал неопытной девочкой. Темпераментная Екатерина не могла понять, почему это Елизавета не может увлечь ее внука исполнением супружеского (и тем самым государственного) долга. Вскоре досада на «неумеху» сменилась у царицы ревностью и враждебностью: в юную великую княгиню влюбился молодой фаворит 60-летней Екатерины Платон Зубов!
     Можно себе представить, во что превратилась жизнь бедной «Психеи»…

Велкикий князь Александр Павлович

     Положение усугубилось в конце лета 1796 года, когда в Питер прибыл жених старшей внучки царицы шведский король Густав Четвертый. Он, как нарочно, тотчас влюбился не в свою суженую Александру Павловну, а в бедняжку Елизавету, такую кроткую, сдержанную и очень культурную (она получила превосходное глубокое образование, и кстати в отличие от самой Екатерины говорила по-русски без акцента). Короче, сумасбродный шведский «Ленский» влюбился в ту, которая «в семье своей родной казалась девочкой чужой».
     Елизавета повела себя, как Татьяна Ларина: «я другому отдана». Может, тогда она еще думала, что и будет «век ему верна». Но на всякий случай – черт ли ее толкнул под локоть или женское желание отомстить русскому Двору за незаслуженные обиды? – Елизавета показала Густаву портрет своей незамужней сестры Фридерики, очень на нее похожей. Густав срочно «перевлюбился» и по-юношески легкомысленно оскорбив царицу Екатерину и ее внучку, удрал в Баден свататься.
     От этого унижения Екатерину хватил удар, и она скончалась. А Елизавета нажила в лице своей свекрови Марии Федоровны самого заклятого врага на всю жизнь…
 
     Польский след при русском Дворе
 
     Итак, та бурная осень 1796 года завершилась тем, что русским императором стал Павел Первый, а Елизавета оказалась супругой наследника российского престола. Ранг ее повысился, а жизнь благодаря стараниям новой царицы Марии Федоровны превратилась в ад.
     Ходили упорные толки о возможном расторжении брака, – к тому же Елизавету обвиняли еще и в бесплодии.

А. Чарторыйский

     Природа опровергла злых сплетников: в 1799 году Елизавета родила дочь Марию. Правда, никаких торжеств по сему поводу при Дворе не было. Все отлично знали, что отцом девочки является князь Адам Чарторыйский, молодой польский аристократ. Шипение Марии Федоровны усилилось до чрезвычайности. Но Павел был не без чувства юмора: он отправил Чарторыйского посланником в Турин, – туда же отправили посланником того, с кем когда-то согрешила его первая жена Наталья Алексеевна…
     Нужно сказать, этот адюльтер вовсе не был банальным и водевильным: дочь вскоре скончалась, оставив в душе одинокой Елизаветы неизгладимый след. А сама Елизавета оказалась столь глубокой натурой, что Адам Чарторыйский был верен ей вплоть до их новой встречи, которая состоялась лишь через 15 лет…
     Разгоралась эпоха романтизма.
     Ее бури уже стучались и в двери царских покоев…
 
     «Бессильное божество»
 
     11 марта 1801 года заговорщики ворвались в Михайловский замок и убили императора Павла. Политическую подоплеку этого события мы рассматривать здесь не будем. Для нас сейчас важнее чисто человеческий аспект разыгравшейся драмы.
     В ту ночь по сырым залам только что возведенного дворца бродили ошалевшие от вина и крови офицеры-заговорщики. Солдаты хранили мрачное и, казалось тогда, грозное молчание: они любили покойного императора. Бились в истерике новый царь Александр и его мать Мария Федоровна… Единственная, кто сохранил присутствие духа в эти минуты, была «тихоня» Елизавета. Она вела переговоры с заговорщиками, успокаивала солдат, утешала Марию и Александра.

Елизавета Алексеевна. 1805 г.

     Гроза миновала, и Елизавета, уже императрица, опять отошла в тень. «Тогдашним обществом правила вдовствующая императрица Мария Федоровна, пример всех семейных и общественных добродетелей, «жена сильная», о коей гласит Святое Писание, в преклонных летах еще блиставшая величественною красотою; пышность истинно царскую умевшая сочетать с бережливостью истинно народолюбивою. В тихом величии скромно стояла близ нее Елизавета Алексеевна, и этому бессильному божеству тем не менее усердно воссылались молитвы» (Ф.Ф. Вигель, «Записки».)
     Елизавета и впрямь была задвинута в самую глубокую тень при русском Дворе. Не с ней открывал новый царь балы, хотя и был сочинен полонез «Александр, Елизавета! Восхищаете вы нас» (этот полонез, напомним, в «Войне и мире» открывает первый бал Наташи Ростовой). Однако даже для декоративно-представительских целей царь предпочитал то сестру Екатерину, то жену историка Карамзина, то княгиню Зинаиду Волконскую, то супругу брата Николая юную Александру Федоровну. Для более интимных дел была Марья Антоновна Нарышкина, о которой знаток женщин М.И. Кутузов как-то заметил, что женщинам все простить можно за то только, что среди них есть такая обворожительная, как Марь-Антонна.

М.А. Нарышкина

     Елизавета Алексеевна даже содержание получала слишком скромное для царицы и не могла позволить себе благотворительность.
     Она жила почти затворницей и, тем не менее, была кумиром дворянской молодежи. Чем глубже становилось разочарование в царе, тем пристальнее в обществе думали о добродетелях несчастной покинутой царицы. Много позже декабристы будут вынашивать планы возведения Елизаветы на российский престол. Тогда-то и напишет юный Пушкин стихи, вроде придворно-одические по форме и вполне крамольно-гражданственные по своему подтексту:

Небесного земной свидетель,
Воспламененною душой
Я пел на троне добродетель
С ее приветною красой.
Любовь и тайная свобода
Внушали сердцу гимн простой,
И неподкупный голос мой
Был эхо русского народа.
(«Ответ на вызов написать стихи в честь Ея Императорского Величества Государыни Императрицы Елизаветы Алексеевны»)

     И все же правда
 
     И все же правда жизни была намного сложней. Не только обстоятельства и несовпадения характеров сделали Елизавету чужой в царской семье. В чем-то как раз они с Александром совпадали: оба были детьми сверхчувствительной, замешанной на рефлексии и мечтаниях предромантической эпохи, – эпохе сентиментализма. Только в Александре это выразилось как слабость («властитель слабый и лукавый» «к противочувствиям наклонный»). А образ Елизаветы та же чувствительность окутала чарующей дымкой. К тому же Александр в своей рефлексии был слаб, а Елизавета – сильна. Как заметил один современник, она, скорей, талантлива, чем умна, и талант ее проявляется обычно именно в непредвиденных обстоятельствах. Вспомним ее поведение 11 марта 1801 года.
     Но с Александром они были слишком сложными и тонкими натурами, и это мешало сближению. У гораздо более простой, чувственной и бытовой Нарышкиной царь отдыхал душой и телом. К тому же Нарышкина подарила ему дочь Софью, – а Елизавета…
     Она тоже родила дочь, уже вторую, которую назвала в честь себя, но и Лизонька скончалась во младенчестве. И отцом малютки опять стал не царь… Им был красавец кавалергард Алексей Охотников.
     Роман Елизаветы и Охотникова продолжался всего два года: 1805–1807 гг. Опять адюльтер? По форме – да. По содержанию – глубочайшая страсть, которая и разрешилась в духе времени: романтическим ударом кинжала. При выходе из театра Охотников был смертельно ранен. Говорили, что это сделали по приказу брата царя Константина Павловича: от поражений в войне с Наполеоном русский трон зашатался. В царской семье (прежде всего, Мария Федоровна) посчитали, что заговорщики могут разыграть карту Елизаветы, а Охотников при ней будет вроде графа Орлова, – к тому же он любим и популярен в свете и гвардии. Память о смутах 18 века была еще так жива…
     И тогда, пренебрегая всеми «приличиями» и реальными опасностями, Елизавета кинулась к постели умирающего возлюбленного. Когда Алексея не стало, она поставила памятник на его могиле. Мраморной женщине, что скорбит над погребальной урной, были приданы черты портретного сходства с Елизаветой…
 
     «Гроза 12-го года» и грозы последующих побед
 
     Потеряв любимого и ребенка, Елизавета полностью замкнулась в себе. Из Зимнего она переселяется в Эрмитаж. Здесь, среди великих произведений искусства, она решает угаснуть. О том, что жить больше незачем, Елизавета постоянно пишет своей матери.
     «Гроза 12-го года» вырывает ее из пятилетнего оцепенения. Она старается поддержать впавшего в растерянность Александра. В своих предсказаниях царица проявляет талант стратега. Родным в Германию она пишет: «Чем успешнее Наполеон станет продвигаться вперед, тем меньше ему придется рассчитывать на примирение… Каждый сделанный им шаг по безбрежной России приближает его к пропасти. Посмотрим, как ему удастся перенести здешнюю зиму».
     Елизавета как в воду глядела. Но изгнание Наполеона поначалу не привело к каким-то счастливым переменам в ее личной жизни. Посреди своих триумфов царь откровенно третировал жену. На одном из балов «танцующего» Венского конгресса он заметил во всеуслышанье записным комплиментщикам его жены: «Вы говорите, она прелестна? Я этого вовсе не нахожу!»
     Стали ходить упорные слухи, что русская царица в Петербург не вернется, что она останется в Германии…
 
     Примирение навсегда
 
     И все же Елизавета вернулась в Питер. Мы уже говорили, что нелюбовь царя в какой-то мере компенсировалась преклонением народа, – стихи Пушкина написаны как раз в это время.
     Гораздо важней для нее, однако, были перемены, происшедшие с Александром. Победа над Бонапартом душевно надломила царя. Здесь кроется и загадка душевной драмы самого Александра, и та горько забавная историческая истина, что чем более громкие победы одерживает Россия, тем глубже сразу же окунается в ледяную ванну реакции. В самом деле, так было и в 19, и в 20 веке…
     По всей видимости, Александр тогда был троекратно напуган. Он испытал стресс и от угрозы 12-го года, и от не заслуженных им лично триумфов русского оружия (что он не мог не понимать и достаточно остро чувствовать), и в то же время необходимо было как-то «разгрестись» с последствиями революций и войн в Европе, установить некую систему отношений, гарантирующую стабильность внутри страны и в европейских делах. И это при том, что сам Александр старел, душевно слабел, – весь опыт жизни убеждал его в преходящести славы и бренности земного благополучия. Бурные и свободолюбивые истинные герои «12 года» казались ему чуждыми и опасными. И они все больше напоминали ему тех удальцов, что убили его отца…
     Да, призрак убиенного при попустительстве Александра родителя все чаще маячил перед ним, мучая угрызениями совести и страхом. Весь этот психоневроз умело раздували корыстные люди вроде Аракчеева.

Александр Первый

     Говоря попросту, дитя эпохи сентиментализма с ее культом чистой и безмятежной частной жизни на лоне природы, Александр слишком неуютно чувствовал себя в новом времени, – времени романтических страстей и честолюбивых устремлений. Он оказался победителем главного героя этой новой эпохи, – Наполеона, но был сам раздавлен своим случайным триумфом. (Заметим в скобках, что Бонапарт тонко подметил: при всем уме есть в Александре какой-то «душевный изъян»).
     После 1814 года царь довольно быстро теряет популярность внутри страны. В личной жизни он тоже терпит фиаско: умирает его горячо любимая дочь от Нарышкиной Софья. Царь порывает с несравненной «Марь-Антонной» и погружается в мистические искания. И вот здесь он неожиданно находит понимающего человека, исстрадавшееся сердце, – сердце своей жены! Ей ли, всю жизнь одинокой, потерявшей двух детей, не понять его!
     Постаревшие «Амур» и «Психея», эти творения ушедшей эпохи «чувствительности», наконец, подружились…
     Нужно сказать, немалую роль сыграл в этом всегда крайне тепло относившийся к Елизавете Н.М. Карамзин, который в это время становится как бы оракулом всего царского семейства. Карамзин категорически заявляет Александру, что тот должен завершить свое царствование истинно благим делом, – примирением с супругой.
     2 сентября 1825 года Александр и Елизавета отправляются на юг для лечения императрицы. Увы, умилительный хеппи-энд надолго не затянулся: в ноябре того же года царь подхватил какую-то кишечную инфекцию и быстро угас на руках жены в городе Таганроге. Перед смертью он прижал к сердцу руку своей «Элизы»…

Елизавета Алексеевна – последний портрет

     Для Елизаветы начался последний год ее жизни. Весь этот год она медленно продвигалась к Петербургу в погребальном кортеже своего супруга, надломленная физически и душевно. Известие о восстании декабристов, о восшествии на престол Николая, – все воспринималось ею как бы сквозь дымку потусторонности.
     Но «литературные рифмы» продолжались. Не доезжая до Москвы, Елизавета тихо угасла в Белеве, – городке, тесно связанном с юностью гения эпохи русского предромантизма В.А. Жуковского.
     А из Питера в смиренный Белев на всех парах неслась встревоженная свекровь. Ворвавшись в помещение, где только что умерла Елизавета, Мария Федоровна тотчас опечатала, а затем и уничтожила архив ненавидимой ею всю жизнь старшей невестки…

Не говори с тоской: «Их нет!»,
Но с благодарностию: «Были!..»
(В.А. Жуковский)
* * *

     «Звезда-харита средь харит»
 
     Когда мы говорим об эпохе романтизма, нам бывает трудно совместить два ее лика: героический (лик Наполеона) и тот уютный мир «венского» романтизма, романтизма Шуберта и Штрауса, который культивирует скромные радости бытия. Александр и Елизавета в какой-то степени «выпали» из эпохи «бурного» романтизма. Наследовавшие им Николай и Александра вполне (попервоначалу) соответствовали своему времени посленаполеоновского «венского» романтизма. Правда, Николай довольствовался чисто внешней романтической атрибутикой: любовью к рыцарскому антуражу да романами сэра Вальтера Скотта, – он и Пушкину советовал, как известно, переделать «Бориса Годунова» в роман на манер шотландского «чародея».
     Но сам Николай был натурой весьма прозаической и прагматичной, и сам любил повторять про себя: «Мы, инженеры…»
     А вот его жена… О ней наш дальнейший рассказ.
     Старшая дочь прусского короля Фридриха-Вильгельма Третьего и королевы Луизы родилась в 1798 году. Ее нарекли Шарлоттой, – отчасти потому что это было популярное имя в семье прусских королей, отчасти потому что так звали возлюбленную Гетева Вертера.

Луиза Прусская

     Отец Лоттхен был натурой совершенно непримечательной, зато мать, королева Луиза, считалась первой красавицей своего времени. Она пыталась кружить голову Наполеону, ей самой вскружил голову русский царь Александр, но в итоге войн и мужских обманов бедняжка умерла молодой, в 34 года, с разбитым сердцем и почти потерянною короной. Детские годы Лоттхен провела в Мемеле, – нынешней Клайпеде, – это почти все, что оставил ее отцу от Прусского королевства Наполеон.
     Хорошо, однако, то, что хорошо кончается: Бонапарт был побежден, а подросшая Лоттхен сосватана за брата русского царя великого князя Николая Павловича.
     Все было до ужаса мило и по-немецки сентиментально: юные Николай и Шарлотта считались едва ли не самой красивой парой в Европе и влюбились друг в друга с первого взгляда. Конечно, этот союз «крепил русско-германскую дружбу» на том этапе, но был со стороны «молодых» совершенно лишен и намека на прагматизм. Российская императорская корона Лоттхен вроде бы не светила: наследником Александра считался Константин. Но она и не расстраивалась по этому поводу: своего жениха Шарлотта сразу предупредила, что ей нравятся лишь «маленькие, милые, уютные и удобные вещицы». Ни один из этих эпитетов к российской императорской короне, конечно, не подходил.
     В 1816 году была сыграна пышная свадьба, и принцесса Шарлотта Прусская стала именоваться великой княгиней Александрой Федоровной.
     В отличие от супруги царя Александра Первого бывшая «Лоттхен» сразу пришлась русскому Двору «ко двору». Свекровь полюбила ее все с той же немецкой сентиментальностью, – экс-Лоттхен отвечала ей тем же. Не слишком образованная, любезная, очень «понятная» и «своя», веселая, счастливая, красивая, умопомрачительно грациозная, Александра Федоровна стала украшением русского Двора. Царь Александр любил именно с ней открывать балы. Юный Пушкин пленился ею и оставался шутливым почитателем А.Ф. всю жизнь. Она тоже платила ему большой приязненностью. Пушкин отмечал в ней легкость духа и человечность счастливого существа. А уж ее красота и изящество… При Дворе молодую прозвали Лалла-Рук в честь героини романтической поэмы Т. Мура. Такой и запечатлел ее Пушкин в «Евгении Онегине»:

…в умолкший тесный круг,
Подобно лилии крылатой,
Колеблясь, входит Лалла-Рук,
И над поникшею толпою
Сияет царственной главою
И тихо вьется и скользит
Звезда-харита средь харит.

Великая княгиня Александра Федоровна со старшими детьми

     Настоящая дружба связала Александру Федоровну с ее учителем русского языка – В.А. Жуковским. Вероятно, это была единственная в 19 веке русская государыня, которая даже при помощи Жуковского не смогла «превозмочь» русский язык, зато человеческие качества Василия Андреевича она оценила сполна и именно ему поручила воспитание своего первенца. А в «тесном кругу» семьи и придворных она прекрасно обходилась родным немецким и общеупотребимым французским…
     Хотя русские стихи читала и любила, и понимала их сердцем больше, чем муж-коронованный «инженер»…
 
     Первые тучи – первые грозы
 
     Трудно сказать, до какой степени Александра и Николай были «не в курсе» планов царской семьи именно им передать императорскую корону. Согласно официальной версии, только в 1819 году Александр Первый объявил им об этом. И молодожены разрыдались, – так они не хотели вылезать из уютного мирка своего счастья в мир большой политики!
     Однако же в 1818 году Александра Федоровна родила своего первенца, и рожать свекровь погнала ее в Москву, – а это уже был знак того, что ожидается появление на свет не просто члена царской семьи, но возможного будущего государя. С немецкой аккуратностью Александра Федоровна «не подкачала» и родила сына Александра. Правда, роды были непростыми, а главное, Александра Федоровна вдруг испытала огромную тревогу за будущее младенца. Вещее сердце матери: ведь родился будущий Александр Второй!.. Это ощущение тревоги ей запомнилось навсегда.
     Когда через несколько лет маленькому Александру Николаевичу объявили, что он станет наследником престола, мальчик горько расплакался. Снова предчувствие? Может быть…
     Однако счастливые и во всех смыслах «безукоризненные» Николай и Александра больше подходили на роль императорской четы, чем взбалмошный, бездетный Константин и его морганатическая супруга полячка княгиня Лович.

Великий князь Николай Павлович

     Итак, когда Александр Первый умирает, все узнают, что императором должен стать по его завещанию Николай.
     Мы прекрасно знаем, что тогда началась «смута»: восстание некоторых гвардейских частей на Сенатской площади 14 декабря 1825 года. Этот день был самым страшным в жизни Николая и Александры: оба понимали, что не только корона, но и сама их жизнь висит на волоске. С того дня Александра Федоровна стала страдать нервным тиком, а Николай сделался упрямым и жестоким, что пугало ее.

14 декабря 1825 г.

     На робкие просьбы жены помиловать декабристов Николай гневно вскричал: «Как ты можешь говорить мне об этом, – ты, ты! Ведь они хотели убить твоих детей!..»
     Это был, конечно же, «аргумент»: Александра отступила. Но волнения тех дней еще скажутся. Вскоре Александра Федоровна родит третью дочь, которую назовут в ее честь. Александра-младшая будет разительно отличаться от упрямых и бойких старших своих сестер Марии и Ольги тихим нравом, задумчивостью, мягкостью. Она станет любимицей матери и всей семьи, и угаснет в 18 лет, – это будет второй страшный удар для Александры Федоровны.
     Сия «семейная» подоплека многое объяснит нам в политике Николая…
 
     Прощание с молодостью: Коттедж
 
     Летом 1828 года Николай и Александра делают визит в Берлин. Здесь, при Дворе отца, русская императрица отпразднует свое 30-летие. Праздник этот войдет в историю немецкой культуры. Еще бы: лучшие поэты воспоют выдержанный в духе средневековых турниров праздник Белой Розы, – так поэтически называют саму Александру Федоровну.
     Правда, на торжестве не будет любимого мужа: он срочно уедет в Россию «по делам». Среди этих «дел» – подготовка главного подарка для супруги.

Дворец Коттедж

     Вскоре после возращения в Питер Александра Федоровна стала хозяйкой еще одного дворца. Шотландец А. Менелас воздвиг в Петергофе здание в духе английских загородных коттеджей, – так его и прозвали: Коттедж. Конечно, герои Диккенсовых хеппи-эндов сочли бы эти апартаменты чересчур пышными, но с точки зрения русской царицы, здесь все было так, как любила она: «маленькое, уютное, удобное и милое». Дворец был отделан в псевдоготическом стиле, его гербом стала белая роза, – любимый цветок А.Ф. и эмблема знаменитого праздника в ее честь в Берлине. Воздвигая этот дворец, Николай как бы говорил жене: молодость позади, начались семейные будни зрелости, – пускай же они будут безмятежными!..
     Забавно, что если англичане умело сочетают дворянскую «средневековость» и буржуазный комфорт, и это есть выражение основ их «гражданского общества», то в России «английский» дворец царя ознаменовал для него и всего общества крест, который Николай поставил на всяких идеях либерализации жизни страны. Именно в 1830 году был окончательно положен им под сукно проект освобождения крепостных…

Большая гостиная Коттеджа

     Смысл политики Николая отныне состоял в консервации статус-кво, – ради покоя его семьи и его окружения… Это очень тонко передал Б. Окуджава в «Путешествии дилетантов». Хотя многое ли кардинально изменилось в подходе нашей элиты к проблемам страны с тех пор? Ну, разве что пока она предпочитает иметь основную недвижимость за границей…
 
     Эпоха маскарадов
 
     Конечно, время брало свое: быт высших слоев и Двора понемногу демократизировался. Появились публичные маскарады, где высшие сословия могли смешиваться с прилично одетыми «простолюдинами», затевать там интрижки, полировать себе кровь общением самым непринужденным. Публичные маскарады – «хит» питерских бальных сезонов в 30-е годы. Это нашло отражение, как минимум, в двух программных произведениях М.Ю. Лермонтова. – в драме «Маскарад» и в стихотворении «Как часто, пестрою толпою окружен…»

Александра Федоровна в кабинете Коттеджа

     Между тем, мало кто знает, что расцвет маскарадов был связан с определенной очень существенной переменой в интимной жизни августейшей четы. Александра Федоровна любила танцевать буквально «до упаду»: в результате, частые роды (4 сына, 3 дочери и 2 выкидыша на «почве» балов) подточили ее здоровье. В 1832 году врачи категорически запретили ей вести интимную жизнь… «Ради жены» Николай смирился с необходимостью воздержания.
     Некоторое время супруги развлекались его рассказами о том, как та или иная светская красавица пытается соблазнить царя. Как бы демонстрируя незыблемость своих супружеских уз, Александра намеренно окружает себя прелестными фрейлинами. Кроме того, она искренне любит все прекрасное и изящное. Отсюда и ее настойчивое желание познакомиться и ввести в придворный круг Н.Н. Пушкину.

С. Бобринская

     Царская чета одно время успешно «сублимируется» в маскарадах Энгельгардта. Но затем… на этих же маскарадах царь заводит одну интрижку, другую, третью, – и уже не рассказывает об этом жене. Зато, как всякий деспот и собственник, он ревниво следит за своей супругой. К ней приставлена графиня Софья Бобринская. Правда, она становится лучшей подругой царицы, – именно Бобринская иногда сопровождает и ее в маскарад…      Впрочем, в отличие от мужа и рано повзрослевших дочек императрица может позволить себе разве что легкий флирт, «мазурочную болтовню», – не больше. На официальных балах царь сам утверждает список тех, с кем будет танцевать его жена, причем чаще раза в два года ни одна фамилия в списке не повторяется…

Портрет семьи Николая Первого в средневековых костюмах

     Самое большее, на что смогла отважиться А.Ф., было ее увлечение князем А. Трубецким, которого она в переписке с Бобринской называет Бархатом. И хотя Лалла-Рук и Бархат – лишь партнеры по редким танцам, конспирация не излишня: царь в конце концов отсылает Трубецкого за границу.
     Ходили слухи, что со временем царь «осчастливил» всех более-менее хорошеньких дам и девиц во дворце. Одна придворная дама объяснила путешественнику маркизу де Кюстину, что если б она отказала царю, то первым бы осудил ее за это собственный муж…
     Теперь нам становится ясным, как задевали, как бесили царя-завзятого лицемера всякие упоминания о «разврате» в высших сферах, которые столь часты у Лермонтова! Отсюда и Николаевская неожиданно злобная эпитафия поэту: «Собаке собачья смерть».
     А между тем, не все веревочке виться: Николай не на шутку влюбился, да так, что уже не стал скрывать этого…
 
     Варенька и финал
 
     «Итак, она звалась»… Варварой. Больше того, она являлась родной племянницей фаворитки его отца знаменитой Нелидовой. Варенька Нелидова была фрейлиной А.Ф. И тут царица вдруг потеряла самообладание, почувствовав, что грянуло не чувственное очередное увлечение мужа, а большое чувство.

Александра Федоровна в 1841 г.

     Императрица устраивает форменный бунт. И отнюдь не на коленях: она собирается в Италию и забирает с собой Вареньку. Две недели идут приготовления к поездке. Две недели Николай не говорит жене ни слова, – это единственная, но какая размолвка в их долгой совместной жизни!..
     Через несколько дней после отъезда жены царь срывается с места и летит вослед путешественницам. В Неаполе они соединяются. О чем говорили все трое, знают только они. Но в Питер троица возвращается вроде бы примиренной.

Будуар А.Ф. в Кремле

     Нужно отдать должное Вареньке: она – сама деликатность, никогда не афиширует свои особые отношения с царем. Он также соблюдает абсолютную корректность к жене, и. кажется, еще больше балует ее, строя для нее прелестные дворцы и даря массу «милых маленьких» (и весьма дорогих) вещей. В возведенном в московском Кремле главном, коронационном, дворце империи самые роскошные (несравнимые с его собственными) помещения – апартаменты императрицы.
     Первый праздник страны – по-прежнему ее день рождения в Петергофе.
     Современники отмечают, между тем, болезненный вид А.Ф. и в то же время то, что она одевается, «как молодая». А в интерьерах романтический антураж молодости сменяется тяжеловесной роскошью нового, для Европы давно буржуазного, века (стиль «фешенеблей»).23
     В 1854 году эта новая буржуазная Европа продемонстрирует свою мощь «жандарму» Европы Николаю: разразится война. Из окон Коттеджа можно будет видеть английские военные корабли. Падет Севастополь, вовсю обсуждается возможность высадки англо-французского десанта в окрестностях Петербурга. Бывшие союзники Николая Пруссия и Австрия предают его…
     В отчаянии царь ищет смерти: на парадах он в одном мундире стоит на пронизывающем зимнем ветру. Наконец, успех достигнут: царь простужается и быстро сгорает в огне болезни. У постели умирающего – Александра Федоровна. В коридоре бродит совершенно обезумевшая от горя Варенька. Царица просит мужа проститься с Нелидовой, – но верный долгу и приличиям, Николай не допускает любовницу к своему одру.
     Испуганному заплаканному сыну Александру он хрипит: «Держи все!» и сжимает кулак.
     Это были последние слова Николая.
 
     Эпилог
 
     Для России начинается новая эпоха. Новая эпоха начинается и для обеих женщин – вдовствующей императрицы и экс-фаворитки. Нелидова отдает все деньги, которые ей завещал царь (200 тысяч), на благотворительные нужды, оставшись не только без средств к существованию, но и без крова, – ведь до этого, как большинство фрейлин, она жила во дворце. И тут происходит удивительное: на следующий день после смерти Николая его вдова предоставляет сопернице придворную должность! Больше того: теперь обе женщины не расстанутся до смерти А.Ф. Память о любимом человеке сделает их лучшими подругами!21
     Александра Федоровна окружена прежним почетом, – сын, новый император, любит ее, да и характером он, кажется, больше в мать. Но силы с каждым годом уходят из когда-то прекрасной женщины. Теперь она многие месяцы проводит на немецких курортах. Однако в начале июля каждого года возвращается в «гнилой» Петергоф, где по-прежнему царит на главном празднике России, – своем дне рождения. Она все так же любезна, мила, грациозна, она сама заваривает чай гостям.
     Последний раз императрица-мать делает это в июле 1860 года. Осенью Александра Федоровна слегла окончательно. На призыв священника простить всем обидчикам она возразила: «Да, я прощаю всем, кроме императора Австрии!..» Предательства им Николая она не смогла забыть и на смертном одре.
     20 октября 1860 года этой, такой «обыкновенной» и все-таки по-своему замечательной женщины не стало. Последними словами ее были: «Ник, я иду к тебе…»
     Варенька Нелидова пережила и ее сына, и ее внука, и увидела коронацию последнего русского императора Николая Второго – правнука своей августейшей подруги. Нелидова ушла из жизни в 1897 году.

Валерий Бондаренко





О портале | Карта портала | Почта: [email protected]

При полном или частичном использовании материалов
активная ссылка на портал LIBRARY.RU обязательна

 
Яндекс.Метрика
© АНО «Институт информационных инициатив»
© Российская государственная библиотека для молодежи