 |
 |
 |
|
|
Читателям  Лики истории и культуры Приглашение ко двору
|
Приглашение ко двору, или о «красивой» жизни прежней российской элиты| Этот материал понравится дамам и понудит зевать большинство кавалеров. Потому что «мишура придворного этикета» первых заставляет мечтать о прекрасном принце, а вторых, мягко говоря, не возбудит в силу несовершенства мужской психофизиологии.
«В кругу расчисленных светил»: о бодяге придворного этикета А между тем, такая ли уж «мишура» этот самый этикет и тем более этикет придворный? В стране будущего – в Китае – введение Конфуцием в 5 в. до н.э. строжайших правил поведения и возведение их в ранг почти национальной религии привело к прекращению губительных усобиц и самогеноцида населения.Этикет есть один из бесспорных знаков того, что вместо каши в головах людей засел очередной космос представлений о мире, проникнутый религиозным, социальным, политическим и даже сексуальным смыслом. Но и в соседних странах в одно и то же время разрабатывались существенно разные правила поведения, – в том числе и поведения при Дворе. Самым разработанным этикетом в Европе славилась Франция. Здесь уже в 17 веке четко знали, что для подачи стакана воды королю требуется четыре человека и три поклона. Правила поведения опутывали все стороны жизни монарха: даже естественные свои потребности Людовик XIV отправлял публично. Между тем, французский этикет, хоть и был самым разработанным, но не был самым жестким в Европе. Пажи, входя к монарху, лишь приклоняли одно колено, а представляемых ко Двору дам король обязан был… обнять и расцеловать! В определенные дни дворцы и парки Версаля открывались всем подданным. И хотя весь 18 век – это век усугубляющегося общественного кризиса, только однажды было совершено покушение на Людовика XV, причем покушался… не вполне нормальный человек, который вбил себе в голову, что нужно только «тронуть» (почему-то ножиком) короля, и дела в стране пойдут сразу на лад!.. Пощекотать ножичком… Французская королевская династия (если считать ею всех потомков Гуго Капета) существовала без малого тысячу лет. Успела обрасти, так сказать, уважением населения… Совсем иначе обстояло дело в Англии, где в ходе бойни (война Алой и Белой розы в 15 веке) была уничтожена почти вся древняя знать. Пришедшие к власти в конце 15 века Тюдоры всячески подчеркивали свои в общем-то небесспорные права на английский престол, «макая» придворных в бесконечные коленопреклонения. | |
 | Еще строже был испанский этикет: за несанкционированное прикосновение к монаршей особе полагалась смертная казнь. Власть монарха здесь была сакрализована, ведь он воплощал идею борьбы с «неверными», с маврами. Испанский этикет был столь мрачен и чопорен, что иностранные принцы, оказавшись на испанском престоле, заболевали глубокой меланхолией и психическими расстройствами. Так случилось с внуком Людовика XIV Филиппом и некоторыми его потомками. Именно поэтому дипломаты 18 века называли Испанию «больным человеком Европы».
Даже в наше время придворный этикет есть средство выражения жизненной и политической позиции. Свежайший пример этого – визит датской королевы Маргрете II в Англию. Надо сказать, что Маргрете и Елизавета Английская – подруги и близкие родственницы. Однако прогрессивная Маргрете поддерживает желание принца Уэльского жениться по любви на миссис Паркер-Боулз, чего страшно не желает его сверхконсервативная матушка. В результате королевский прием в Виндзоре вылился в жесткий демарш английской стороны. Елизавета не только была подчеркнуто непразднично одета, но и уселась не рядом с гостьей, а напротив нее. Если бы это произошло еще лет двести назад, то могло бы служить формой объявления войны датчанам… Короля играет свита»?..: до Петра и при Петре В своих воспоминаниях «При дворе двух императоров» дочь поэта Тютчева пишет о придворном этикете: «Это не только преграда, отделяющая Государя от его подданных, это в то же время защита подданных от произвола Государя. Этикет создает атмосферу всеобщего уважения, когда каждый ценой свободы и удобств сохраняет свое достоинство. Там, где царит этикет, придворные – вельможи и дамы света, там же, где этикет отсутствует, они опускаются на уровень лакеев и горничных, ибо интимность без близости и без равенства всегда унизительна, ровно для тех, кто ее навязывает, как и для тех, кому ее навязывают…»Но так в России считали уже во второй половине 19 века и на основе этикета в европейской культуре, где все же краеугольным камнем является освященное христианской религией и опытом политической истории уважение к достоинству другого человека. А вот бесконечные коленопреклонения на Востоке символизируют лишь безграничную покорность своему властелину. Какое уж тут уважение к подданным, – сплошной лишь «учет и контроль»! Китайский император Цинь ши хуанди вообще предпочитал, чтобы придворные не знали, в каком из дворцов он сейчас находится. Поэтому приписанные к данному дворцу сановники «на всякий пожарный» отдавали поклоны закрытым дверям во всех дворцах императора, – пока однажды не почувствовали сильный запах тухлой рыбы в одном из дворцов. С бесконечными поклонами и робко они заглянули за священные двери и… обнаружили полуразложившийся труп своего государя! Не довели его до добра и китайские церемонии… |
 | В России придворный этикет начинается примерно с 15 века, когда Иван III женился на племяннице последнего византийского императора Зое (Софии) Палеолог. Гречанка довольно ревниво следила за устройством Двора, хотя этикет ее опочившей родины был по тем временам довольно допотопным и сильно отдавал азиатчиной. Женщины устранялись с придворных церемоний, а государю оказывались уж слишком коленопреклоненные знаки почтения. («Что ж ты все падаешь?» – спрашивает Жоржик Милославский думного дьяка в бессмертной комедии «Иван Васильевич меняет профессию»). Впрочем, весь этот нарочитый падеж придворных к ногам суверена не спас русский Двор от смуты даже в великом фильме Гайдая, – что уж там про историю говорить…
Иностранцы изумлялись варварски обильным и пышным пирам при московском Дворе (вместо вилок пирующим подавались лебединые перья для исторжения съеденного и замены оного новыми кушаньями) и странным манерам бояр, которые сидели, как статуи, в своих шубах и шапках в жарко натопленных низких и тесных царских палатах, украдкой пуская, тем не менее, «шептуна» в свои златотканные одеяния. Быть может, боярам в какой-то степени это заменяло отсутствие прений в парламенте… Все резко изменилось с приходом к власти Петра Великого. А вернее, после того, как он побывал «в Европах». Уже в 1700 году всем было предписано носить «венгерское и польское платье», в следующем году – «немецкое», в 1706 году брить бороды всему мужскому населению (исключая попов и крестьян). Сие принималось с большим вопежем самого населения: немецкое кургузое платье было не только неприличным, по мнению русаков, но и впрямь мало пригодным для нашего невеселого климата, а бороды до того на Руси брили, главным образом, мужчины нетрадиционной сексуальной ориентации… |
 | Забавно, что Петр рьяно взялся за европеизацию не отношений в обществе, а за быт и внешний облик его. В результате его Двор напоминал смесь казармы, матросского притона и танцзала в заштатном немецком городке. На знаменитых его «ассамблеях» вместе с придворными тусовались купцы и матросы. В одном зале и танцевали (при этом сразу же после танца дамы и кавалеры разбегались по разным углам), и курили табак, и резались в шашки, заглушая музыку «минувета». Для полноты картины не хватало лишь азартной игры в карты, – но Петр ее не терпел, предпочитая «хитрые» шашки и шахматы.
О галантности Петра Алексеевича говорит один только факт. Всем дамам, которые как-то не явились на очередной такой бал-попойку, было предписано приехать в Сенат и выпить штрафной кубок. Никто не посмел ослушаться. Только боярыня Олсуфьева стала слезно молить о пощаде: она была на последнем месяце беременности. Нужды нет: и Олсуфьеву под конвоем препроводили к кубку. Ночью произошел выкидыш. Мертвенького младенца определили в банку со спиртом в Кунсткамеру. Как говорится, безотходное насаждение европейской культуры по-санкт-петербургски. (Но кажется, этим принято нынче гордиться…) «Бабье царство» Культурологи считают, что во время любой «культурной революции» особая роль принадлежит женщинам. Это они вырабатывают новые формы этикета, новую речь, новый этический и эстетический канон; они воспитывают общество по новым образцам. Так было в Италии эпохи Возрождения, во Франции начала 17 века. Так было и в России в веке 18-м. Историки называют его порой «бабьим царством»: две трети столетия на российском престоле сидели женщины.Конечно, никакой такой «воспитательницы» из вечно пьяной и неприбранной распустехи Екатерины Первой не могло быть. Сумбурное и краткое царствование Петра Второго также блеском придворной культуры себя не увенчало. Юный государь предпочитал охоты да «банно-прачечные» амуры в усадьбах своих царедворцев, в объятьях крепостных чаровниц. Лишь при восшествии на престол Анны Иоанновны русские увидели, что такое блеск европейского Двора. Вернее, полуевропейского: прожив в заштатной Митаве почти всю жизнь, Петрова племянница не отличалась ни вкусом, ни какой-либо элементарной культурой. Таковыми были и ее придворные. Иностранцы отмечали, что нередко драгоценная ткань была испоганена неумелым кроем, а роскошную карету тащили сущие «одры». (Этот хронический «недолет» русского Двора бросился в глаза и сто лет спустя маркизу де Кюстину, который отметил скверные экипажи и плохую одежду на слугах будущего Александра Второго.) |
 | Анна Иоанновна обожала зрелища и празднества, проявляя при этом порой изуверскую оригинальность. Чего стоила одна только история Ледяного дома, где престарелые жених и невеста вынуждены были всю брачную ночь дрожмя дрожать среди ледяных стен и на постели изо льда!
Над придворными Анна Иоанновна позволяла себе откровенно глумиться, то зачисляя в шуты знатнейшего князя Голицына (кстати, жениха в Ледяном доме), то повелевая, чтобы поэт Тредиаковский, аки пес, полз к трону на коленях, держа в зубах оду венценосной сей балдище! И все это под великолепную музыку Баха, Вивальди, Скарлатти, Арайи, – она была в почете при русском Дворе. Резкая «премена» произошла с восшествием на престол в 1741 году «дщери Петровой» Елизаветы. У нее был отличный вкус, природная грация и необычайная красота. Китайский посол заметил, что она была бы самим совершенством, если бы не чересчур большие (по китайским меркам) глаза… Особое внимание Елизавета, страстная щеголиха, уделяла внешнему виду своих придворных. Им приходилось отчаянно лавировать: нельзя было быть плохо одетыми, но и одетыми лучше, чем царица, – нельзя было тоже. Двум фрейлинам-«соперницам» она обкорнала ножницами прически прямо на балу. |
 | В 1743 году Елизавета издала указ, запрещавший использовать русскую национальную одежду, «как подлую», в качестве маскарадных костюмов. Теперь и на маскарадах придворные должны были выглядеть европейцами…
Впрочем, маскарады Елизаветы – это особая песнь. Обладая в молодости статью и идеальной фигурой, она любила появляться на них в мужском платье. При этом все остальные дамы тоже должны были быть «мужчинами». А вчерашние и позавчерашние бояре напяливали на себя дамские уборы с громадными фижмами и при сем «были все злы, как собаки», по замечанию мемуаристки. Во время танцев мужчины сшибали фижмами своих «кавалеров» (такое случилось и с будущей Екатериной Великой, при этом образовалась на полу куча мала, и без посторонней помощи порядок восстановить как-то не получилось). Итак, ни о каком хотя бы формальном уважении к придворным со стороны монарха в России даже середины 18 века не могло быть и речи! Это отражало общее положение дел в русском обществе, где понятие о человеческом достоинстве стало еле-еле пробиваться только к концу столетия, и то в очень узком кругу. Да и можем ли мы похвастать им сейчас, когда наша номенклатура срочно при новом президенте сменила теннис на горные лыжи, а спиртные напитки на зеленый чай? Или когда Коржаков сделал себе операцию на носовой перегородке (совершенно здоровой), чтобы показать своему «барину» Ельцину, что это ништяк?.. (Тот этой операции боялся). А нравы совковой номенклатуры, где было принято, чтобы даже на отдыхе жены министров не общались с женами зам.министров, а жены секретарей ЦК – с женами членов Политбюро… А Костиков, выброшенный подручными Ельцина за борт (потом он «вынырнул» послом РФ в Ватикане)?.. При этом все сие уже под Баскова и Пугачеву, а не под Баха, – и в этом смысле полнота стиля жизни российской элиты теперь достигнута все же большая, чем в 18 веке… Прогресс-с… Свою «матерную» доброту и щедрость над придворными распахнула лишь чистокровная иностранка Екатерина Великая. |
 | Русский Двор при ней достиг своего наивысшего блеска. Но сама царица, в духе немецкой экономии и французского просветительства, отличалась почти показной непритязательностью в быту: чашка крепчайшего кофею утром, яблочко – на сон грядущий… Любимое блюдо – разварная картошка с телятиной. В отношениях со слугами – трогательная патриархальность. Говорят, ее камердинер один имел право ворчать на свою «непутевую» госпожу. При нем Екатерина робела, как девочка (комплекс, сформировавшейся у нее после ранней утраты горячо любимого отца).
Как-то молоденькая служанка задержалась (проспала), и Екатерина терпеливо ждала чуть не час, когда та прибредет к ней, чтобы подать ледяной воды для умывания. (Кстати, девушка была камчадалкой по национальности). Пришедшей, наконец, распустехе Екатерина только, смеясь, заметила: «Я-то все от тебя стерплю, а вот как выйдешь замуж, – супруг тебе такого не спустит!» Впрочем, один анекдот того времени отдает «черным юмором». А дело было так. Как-то утром среди прочих приказов Екатерина изрекла: «А из Корпа чучело сделать!» При Дворе поднялась суматоха: Корп был придворным банкиром. Вполне возможно, что он заслужил немилость. Но чтобы чучело из крещеного человека набить… Вроде о таком и в восточных сатрапиях слыхом не слыхивали. Но делать нечего, приказ есть приказ: полицмейстер обратился к медикам, палачам, шорниками и даже скульпторам, а затем, когда дело было уж совсем на мази, поехал и к самому злополучному Корпу изъяснить тому волю императрицы. С банкиром началась форменная истерика. Корп дорвался-таки до царицы и привел ее в ступор. Потом Екатерина долго не могла придти в себя от хохота. Она велела не из банкира чучело набить, а из околевшего накануне шпица Корпа. Этот анекдот послужил сюжетом для блестящего рассказа С. Наровчатова «Абсолют». |
 | Какова, однако ж, услужливость!..
Екатерина старалась действовать, где могла, не прямыми запретами, а более мягкими методами воспитания подданных. Чтобы осмеять идеологически чуждую моду времени Французской революции, она повелела всем будочникам надеть новомодные парижские костюмы и приветствовать щеголей, одетых точно так же, криком «бонжур!» Щеголи поспешили снять с себя одеяния красноносых будочников… Самым грандиозным праздником времен Екатерины был, без сомнения, бал, данный в ее честь князем Потемкиным в Таврическом дворце в апреле 1791 года. Здесь, посреди благоухавшего зимнего сада выстроили настоящий храм, на жертвеннике которого имелась надпись: «Матери отечества и моей благодетельнице». За храмом находилась беседка, внутренность которой была отделана зеркалами. В день праздника внешние решетки ее были украшены лампадами в форме яблок, груш и виноградных гроздьев. Везде в саду на деревьях висели светильники в форме дынь, арбузов, ананасов. Всего в этот вечер Таврический дворец освещало 20 тысяч свечей и 140 тысяч лампад. Пришедший через пять лет к власти Павел разместил здесь казармы, манеж и конюшни, – наверно, в память о нелюбимой матери… Блеск и скука: век 19-й Двор каждого из русских императоров 19 столетия имел свои особенности, свою атмосферу.Буквально в течение дня смерти Екатерины вид придворных преобразился: вместо светлых шелковых кафтанов и кружев – суконные мундиры и ботфорты по прусскому образцу. «Лафа» для изнеженных екатерининских вельмож кончилась. Теперь они обязаны были к семи утра являться во дворец к целованию руки государя. При этом Павел как-то причудливо сочетал при своем Дворе дух прусской казармы и воспоминание о Версале, который пленил его сердце еще в юные годы. Во всяком случае, именно при Павле завершается в основе своей создание русского придворного этикета. Он же разрабатывает детальный закон о порядке наследования императорской короны, – словно предчувствуя свою близкую насильственную кончину. При Дворе Павла находиться было и неприятно, и небезопасно. Крайне неуравновешенный характер царя мог оборвать вашу карьеру в любую минуту. По сути, император повторял, как и Петр, только форму, а не дух европейского придворного этикета. Ни строгой законности прусского двора, ни любезности французского здесь не было, – было беспросветное самодурство психически надломленного человека. Короче, основы европейского этикета – уважения к другой личности, – не было и следа. Чего стоит только знаменитое изречение Павла: «В России имеет значение только тот человек, с которым я разговариваю в данную минуту, и пока я с ним разговариваю!» «Сверху донизу – все рабы» (А. И. Герцен)… И как следствие: «Власть в России – это самодурство, ограниченное удавкой» (кажется, тоже Герцен). |
 | Безусловно, самым воспитанным из русских царей был Александр Первый. Когда находившиеся в ссылке декабристы (а многие из них были его придворными) читали в газетах славословия в честь Александра Второго, то лишь головами качали: «Не знаем, как при Николае, но НАШ Александр ТАК кувыркаться перед собою не дозволял!» (В скобках заметим, что Николай Первый очень даже и дозволял!)
Выдержанность Александра простиралась весьма далеко. Известно, что в день начала войны 1812 года он был на балу под Вильно, в десяти километрах от передовых частей французской армии. Однако о нашествии неприятеля гостям было объявлено только после окончания празднества. Через несколько дней там же свой бал давал уже Бонапарт. В отличие от утонченного Александра, император французов плюхнулся в кресло, отшвырнул подушку, положенную у его ног, и закричал: «Дамы, садитесь!» Это означало, что дамы могут танцевать. На этом балу было много женщин, имевших придворные звания фрейлин и статс-дам русских императриц (жены и матери Александра). Но почти все они были польками, и ни одна не надела «шифр» – вензель императрицы. Исключение составила только графиня Шуазель-Гуффье – дочь французского эмигранта. – «Что это за орден?» – осведомился у нее Бонапарт. Графиня объяснила. «Так вы русская?!» – «Нет, сир, к сожалению, я не имею чести быть русской!» – ответила эта дама. До этого она могла похвастаться дружбой Александра. После своего ответа ее сильно зауважал и Наполеон. Придворный и военный церемониал имеет глубоко символическое значение. Александр Первый все же оставался пленником этих вериг, – и не только внешне, но и в душе. В 1814 году русские войска триумфально возвращались в Петербург. Царь, как истый рыцарь, гарцевал с обнаженной шпагой возле кареты, в которой ехали его мать и жена (обе глубоко чуждые и постылые его сердцу). Но тут путь кортежу перебежал какой-то пьяненький мужичок. И великолепный победитель Наполеона… погнался за ним с этой самой обнаженной шпагой, с перекошенным от злости лицом! Сей нервный срыв царя сильно поубавил к нему уважения в среде будущих декабристов… Апофигей блеска русский Двор достиг в царствование Николая Первого. Если незаконная властительница престола Екатерина хитро делала акцент в своем поведении на снисходительном «матерном» отношении к своему окружению, то Николаю церемониться с придворными было необязательно. Да и придворные вокруг толпились уже «не те»: не буйные екатерининские вельможи и не интеллектуалы «дней Александровых прекрасного начала». Буря 1825 года выкосила высшее общество, оставив в нем лишь подлых молчалиных да бравых скалозубов. |
 | О духовном ничтожестве этих людей говорит один анекдот. Как-то царь велел министру Двора князю Волконскому принести табакерку из комнаты с наградами: царь решил кого-то ею наградить. А Волконский был страшный скупердяй и выбрал ну самую завалящую… Царь удивился, но делать нечего: и он подарил ее… самому князю, которого как раз и намеревался-то одарить по-царски…
Уровень культуры придворных и императора был невысок. Сам Николай часто любил повторять про себя: «Мы, инженеры», рядясь в «тогу» простого гвардейского офицера. В обычной шинели прогуливался он по набережным Невы. И однажды повстречал девушку с нотной папкой под мышкой. Встречи стали регулярными. Царь разговорился с милашкой, представясь «простым» полковником. Та пригласила его к себе. Тайный, но весьма предприимчивый ловелас, Николай был страшно заинтригован и в назначенный час явился в скромную квартирку хорошенькой музыкантши. Встретила его на пороге огромная задница служанки, – баба сия мыла лестницу и крикнула на него: «Куда прешь?! К нам щас сам анпиратор пожалуют…» Любовные приключения полуинкогнито позволял себе не только сам Николай, но и его дочери. Знаменитые строки Лермонтова: …Когда касаются холодных рук моих |
 | эти строки, по свидетельству И. С. Тургенева, отражали реальные приставания на одном из маскарадов, которым подвергся Лермонтов со стороны дочерей Николая Первого. Нечего говорить, что царь тоже был «в курсе» и счел себя оскорбленным…
По свидетельству маркиза де Кюстина, Николай обладал в высшей степени развитыми артистическими способностями. Он играл всегда и везде: в церкви, где поправлял священника, на балу, где изображал царственную любезность, в «задушевной» беседе, в которой смог покорить Пушкина (тот даже присел в ходе нее на стол), – и играл он почти всегда к месту, тонко и точно. Один из красивейших мужчин своего времени, он умел в величественном полонезе открыть бал, грозно принять парад. Он УМЕЛ ПРОИЗВОДИТЬ ВПЕЧАТЛЕНИЕ безо всяких новомодных политтехнологов. Однако эта бесконечная игра на публику страшно утомляла людей, которые близко знали его. Тот же Кюстин имел задушевный разговор с женой Николая Александрой Федоровной (Шарлоттой Прусской), которая призналась ему, как тяжко ей в полном клопов и крыс великолепии Зимнего дворца, как несносны бесконечные церемонии (сочетающиеся для нее с беспрестанными беременностями), – как душно ей в Северной Пальмире. Все в Николае были ложь и фальшь. Он окружил жену почетом и неслыханной роскошью. Но в то же время имел массу связей с фрейлинами и актрисами. Причем одна дама заметила Кюстину, что ежели бы она отказала царю, то первой не понял бы ее отказ… ее же собственный муж! Он покровительствовал искусствам, – но процвел при нем разве что балет. И Пушкин, и Лермонтов, и Гоголь, и Герцен, и Глинка, – все самое лучшее в русской культуре тогда оказалось в тайной или явной оппозиции ко Двору. Николай заботился об армии и флоте, однако оказался позорно неподготовленным к Крымской войне. Есть версия, что царь ушел из жизни добровольно, поняв, что роль сыграна, пьеса его жизни бесславно оборвалась. Не богу ты служил и не России, А самым веселым и непринужденным русским Двором был, вероятно, Двор Александра Второго. Во всяком случае, этот симпатичный, легкомысленный бонвиван и поклонник парижской оперетты вел себя всю жизнь весьма естественно: от того момента, когда он разрыдался при известии о том, что стал наследником престола, до последнего дня своей жизни, когда перед роковым для него отъездом из Зимнего предался любви с морганатической своей супругой княгиней Юрьевской чуть ли не на бильярдном столе… Государю «стукнул» тогда 63-й год!.. Он пришел к власти в критические для страны минуты. Участник его коронации поэт Тютчев писал, что у него во время церемонии было чувство, будто он заперт в карете, которая летит в пропасть. К чести Александра, ему удалось несколько разрядить обстановку, отменив крепостное право, проведя ряд важных реформ. Но ценой этого стала его собственная жизнь… |
 | Если духом Двора Николая Первого был полонез, то духом Двора его сына был, безусловно, вальс. Впрочем, царь не стеснялся и галопа, и польки, и даже – о, ужас! – рукоплескал «неприличнейшему» канкану. Впрочем, для сего рукоприкладства ему пришлось приехать в Париж.
При своем Дворе он ввел немало послаблений, – во всяком случае, показные «приличия» были заметно потеснены, – к неудовольствию высшего света, все больше проникавшегося духом ханжеской викторианской морали. Да и как же иначе, если свою законную жену Марию Александровну царь не любил, а темпераментом отличался отменным? Вопреки желанию семьи, он, после смерти императрицы, женился вторично на давней своей любовнице княжне Долгоруковой, которая получила титул княгини Юрьевской. И в этом смысле царь сам был немножко «Анна Каренина». (Кстати, роман Толстого очень тонко передает двойственную и двусмысленную атмосферу придворных кругов при описании салона Бетси Тверской, – здесь можно было позволить себе любую вольность, но с оглядкой на этикет… Придворные вынуждены были балансировать между моральным либертинажем императора и строгой моралью отличного «семьянина» наследника…) На протяжении всего 19 века мы видим, как Двор из сосредоточия политики и культуры русского общества постепенно становится «частной лавочкой» царской семьи. Словно жизненные токи покидают Зимний дворец, устремляясь в новые исторические русла. Двор Александра Третьего в этом смысле – весьма показателен. Царь, этот большой добродушный и умный пьяница, очень любил свою жену, свою семью, уютные маленькие комнатки и широкую простую одежду, не обременявшую его обширные телеса. Вероятно, это, а не только соображения идеологические, послужило причиной изменения военной формы. Вместо узких брюк и мундиров – широкие кители, шаровары и поместительные сапоги, за голенищами которых Александр прятал фляжку с коньяком от бдительной и энергичной своей супруги. Придворные были скандализованы новой «мужицкой» формой. Масса военных подала в отставку, только чтобы иметь возможность появляться в свете в старой, элегантной александровской униформе. |
 | Конечно, по торжественным дням Зимний дворец преображался, и балы там давались самые блестящие. Но царь не являлся отличным танцором, как его отец. Да и манеры его были самые добродушно простые. Он был, скорей, «буржуа», чем государь. В любимой и безопасной от террористов Гатчине Александр занимал маленькие комнатки. Так и видится он с лейкинскими «Осколками» в руках или с тромбоном, выдувающим звуки музыки своего любимого П. И. Чайковского. Обывательский привкус не только мещанского слоя, но и всего общества, всей эпохи так тонко и точно ощутил А. П. Чехов…
Примерно с царствования Александра Третьего все заметнее тон в светской жизни обеих столиц задают не царские балы, а балы в Дворянских и Купеческих собраниях, а также общественные благотворительные «базары», где особенно славились праздники французской колонии, на которых демонстрировались последние достижения парижских мод и искусства. Двор Николая Второго знал период расцвета, – до русско-японской войны 1904–05 гг. Балы устраивались еще по старым правилам, когда гвардия надевала мундиры образца 1812 года, а дамы появлялись в специально разработанных богатейших придворных нарядах, напоминавших древнерусские костюмы. «…По пышности мундиров, по роскоши туалетов, по богатству ливрей, по пышности убранства… зрелище так великолепно, что ни одни Двор в мире не мог бы с ним сравниться…» – писал тогдашний французский посол граф М. Палеолог. Однако же примечательно: посол обращает внимание не на манеры, склад ума, любезность и т. п., а только на внешнюю, чисто декоративную сторону придворного обихода. |
 | Празднества при Дворе начинают носить зловеще символический смысл. Чего стоит, например, Ходынская катастрофа, ознаменовавшая коронацию Николая. Заметим, что в тот же вечер царь вальсировал на балу французского посла, – а мимо ярко освещенного дворца тянулись обозы телег с трупами.
Последний костюмированный бал состоялся при Дворе в 1903 году. По иронии судьбы, все приглашенные были одеты в костюмы времен царя Алексея Михайловича, с которыми боролся основатель империи Петр Великий. Конфузом обернулось и торжественное открытие Первой Государственной думы в Зимнем дворце. Пышные одеяния придворных и царские регалии так не вязались уже с бестолковой толпой депутатов в пиджаках, а то и в косоворотках… Блеск монархии не ослепил народных избранников, а только раздражил их… |
 | Сам Николай Второй отличался пренеприятной чертой: чем любезней он был с человеком, тем более верный то был знак, что обласканного им собеседника ждет опала. Самого царя даже близкие к нему люди считали совершенной посредственностью. А начавшиеся неурядицы в стране (война с Японией, первая русская революция, первая мировая война) и неурядицы в царской семье (болезнь наследника и появление Распутина) поставили крест на былом великолепии русского императорского Двора.
Дочерям царя так и не суждено было насладиться великосветской жизнью: с началом войны 1914 года балы при Дворе были отменены. В залах Зимнего разместили госпиталь. Императрица и ее дочери надели платья сестер милосердия. Придворные звания и иные формальности В 1721 году по случаю окончания войны со Швецией русский царь был провозглашен Императором Всероссийским. Это показалось довольно нахальным со стороны Петра: в Европе был тогда только один император – Император Священной Римской империи германской нации. Первой признала новый титул русских государей Венецианская республика (1721 г.), следом – ближайшие союзники или соседи: Англия, Голландия, Швеция, Германская империя, Пруссия (1722 г.). И только в 1739 году этот титул признали враждебные и чванные Турция, Франция, Испания и Польша.Реформы Петра при всей их значительности следовали в русле традиций русской истории: как бы ни был кровав переворот, как бы ВНЕШНЕ ни менялось лицо общества, СУТЬ отношений человека и общества, общества и государства оставалась прежней. В этом смысле, мы до сих пор феодальная страна: у нас есть опыт революции социалистической, но еще не было революции буржуазной. Реформы Чубайса – все по тем же феодальным калькам: «баре» – «холопы», элита – быдло, «братки» – «лохи», государь – верноподданные (пардон: дружно рейтингующий «электорат»)… О необходимости создания гражданского общества, кажется, уже и не вспоминают… Однако вернемся к Петру. Новый титул знаменовал собой и новый статус государства. Петр ввел единый Табель о рангах, где все служащие государства от гражданских до военных, от флотских до придворных были поделены на «классы». (Любопытно: нечто подобное пытаются сделать и сейчас, что только доказывает, – наши «рехворматоры» остаются в плену прежних схем, прежнего понимания общественной и государственной жизни…) Тем не менее, это нововведение сильно упорядочило государственную машину, – не столько ее работу, сколько, как всегда, ВНЕШНИЙ вид. Придворные звания имели весьма высокий статус. Так, 19-летний граф М.С.Воронцов («полумилорд-полукупец») был камергером, а когда решил перевестись в армию, то должен был получить чин сразу аж генерал-майора. К его чести, он отказался от этой привилегии и начал службу подпоручиком. Когда же другие юные аристократы захотели обменять валюту высоких придворных званий на «деревянные» чины «простых» военных по соответствующему курсу, им намекнули, что это все ж таки неприлично и сослались на пример Воронцова. Табель о рангах играл иногда курьезную роль в распределении мест на официальных торжествах. Так, во время коронации Екатерины Великой ее подруга (возможно, и любовница) и одна из главных «закоперщиц» переворота княгиня Дашкова как «простая полковница» оказалась в последнем ряду. И только по выходе из Успенского собора царица присвоила ей звание статс-дамы, а мужу ее (своему любовнику) – чин бригадира. Обладатели придворных званий делились на собственно тех, кто тянул лямку придворной жизни и даже (как фрейлины) жил во дворце, и на тех, кто имел это звание просто как знак отличия. Пушкин очень точно указал причину присвоения ему камер-юнкерства: Двор хотел, чтобы его жена имела право танцевать на самых интимных балах, дававшихся в Аничковом дворце. Для этого надобно было придворное звание мужа, а неприличное его летам камер-юнкерство было вызвано тем, что уж больно невысокий чин титулярного советника выслужил к тому времени безалаберный наш национальный гений… Любопытно, что через двадцать лет Пушкин вряд ли бы увидел в звании камер-юнкера унижение: в 40–50-е гг. камер-юнкерами были люди и в тридцать, и в сорок лет («Дворянское гнездо», «Обыкновенная история»). В 19-м веке в России существовал собственно Высочайший Двор – Двор царствующего императора, и Малые Дворы – Дворы его родственников. Каждому из Малых Дворов был присвоен свой цвет: он был на ливреях лакеев, в туалетах приписанных к данному Двору придворных и даже в убранстве лошадей. |
 | Придворные мундиры в целом повторяли крой французских кафтанов 18 века, а вот статс-дамы и фрейлины должны были носить специальные придворные платья в русском национальном стиле. Замужние дамы носили еще и кокошники, а девицы – ленты в волосах. Статс-дамы имели на груди портрет императрицы «в алмазах», а фрейлины – ее вензель из бриллиантов. Длинные шлейфы (трены), вуали, богатейшая вышивка, – все это придавало русскому Двору особое великолепие. Однако жизнь во дворце была далеко не так сладка, как может показаться. Фрейлины набирались из небогатых дворянок. Жили они в неудобных комнатах по двое, по трое, получали скромное жалованье и не смели без разрешения царицы отлучиться ни в театр, ни к знакомым. Одной из негласных функций этих девиц было половое просвещение подраставших членов императорской фамилии мужеска пола… Таковы блеск и нищета куртизанок на антресолях Зимнего (кстати, «куртизанка» происходит от французского слова «Двор»…) |
 | Впрочем, и детям в царской семье тоже приходилось порой в буквальном смысле «не сладко». Их будили в семь утра, заставляли принимать холодную ванну. Весь день был расписан по часам. Некоторых (например, будущего Николая Первого) нещадно секли. А если их допускали в общество взрослых, то обслуживали в последнюю очередь. И горе было маленькому великому князю, если он выходил из своей роли. На вопрос, кем он хочет стать, мальчик обязан был назвать род войск. Но однажды один из «принцев» признался: «Хочу быть художником-портретистом». Последовало гробовое молчание. А за обедом лакей обнес его десертом…
Про финансы Безусловно, русский императорский Двор потреблял огромные суммы, особенно в 18 веке. Каждый великий князь получал ежегодную ренту в 200 тысяч рублей, приданое великой княжны составляло миллион рублей. Однако большую часть средств поглощало, как ни странно, не устройство пышных праздников, а жалованье придворным и содержание учреждений культуры (императорские театры, Академия художеств и т. п.) |
 | Как раз феерически пышные «мероприятия» при Дворе не стоили слишком дорого: все здесь было свое, из «подсобного хозяйства», – от цветов до фруктов. Любопытно, что масса продуктов при этом гибла, так как по традиции, скажем, урожай царских садов в Крыму сбывался по самым низким ценам.
«Мертвый» капитал дома Романовых, выраженный в стоимости драгоценностей, составлял к началу 20-го века около 300 млн. рублей. Во время первой мировой войны Николай Второй пожертвовал 200 млн. рублей, хранившихся на его личном счету в Английском банке, на нужды раненых и их семей. Увы, откупиться от хода истории ему все же не удалось… Гарнитуры из лейб-гвардейцев Русский императорский Двор в огромной степени был милитаризован. Если при французском Дворе военные являлись в общей всем придворным одежде, то в России, по прусскому образцу, военный мундир был сверхпочетен и популярен и в свете и при Дворе. Не знак ли это того, что государство у нас, в первую очередь, воспринимается через его насильственную и защитительную (от внешнего супостата, конечно) функцию?Во всяком случае, отправляя юнкеров на бал, начальник училища у Куприна напутствует их следующим образом: «Помните, вы должны продемонстрировать дамам блеск вашей души и благородство ваших сапог… То есть, тьфу, наоборот! Короче, вы меня поняли…» |
 | Лейб-гвардейцы не только охраняли дворец и были участниками придворных церемоний, – даже их физика должна была составлять определенный «ансамбль» с дворцовыми интерьерами.
Подбор в полки производился следующим образом: в Преображенский – высокие блондины, в 5-й роте – с бородой; в Семеновский – высокие шатены без бороды; в Измайловский – брюнеты, в роте Его Величества – с бородой; в Кирасирский Его Величества – высокие, рыжие, длинноносые; в Кирасирский Ея Величества – высокие смуглые брюнеты; в Кавалергардский – высокие, голубоглазые, без бороды. Офицеры имели четыре вида униформы, а самые привилегированные – кавалергарды и кирасиры – шесть. Разумеется, это требовало диких расходов, так что даже в самом «богатом» Кавалергардском Ея Императорского Величества полку существовало общество взаимопомощи офицеров. Можно было занять в полковой кассе в долг на свой бальный блеск… Атмосфера в каждом полку тоже была своя. Так, кавалергард граф Игнатьев вспоминает, что когда он стал делать выговор одному лейб-улану, солдатик весь дернулся, ожидая удара. Игнатьев обиделся: если у лейб-улан существовала традиция рукоприкладства, то кавалергарды – шалишь: гуманисты, блин; – блин, явропа!.. (Хотя, по иронии судьбы, шефом лейб-улан был как раз иностранец, – принц Луи Бонапарт). На царские балы полковой начальник выделял положенное количество офицеров-танцоров. Эта подтанцовка в эполетах должна была отлично знать правила этикета и соблюдать их: кучкой не стоять, стен не подпирать. Вестимо, не буянить, не напиваться, – бесперечь танцевать, любезничать, «шевелить говядиной»… Короче, являть блеск души и благородство сапог самым решительным образом… «Выходы» и прочие праздники при дворе Жизнь при Дворе была расчислена по календарю на год вперед. Особо праздновались большие церковные праздники, тезоименитства Императора, Императрицы и Государя Наследника. Ежегодно давался грандиозный бал в Николаевском зале. В сочельник для избранного круга придворных устраивалась лотерея, а для царских детей – елка. Этот немецкий обычай ввела в обиход царской семьи жена Николая Первого Александра Федоровна.Ну, и, кроме того, – отмечались официальные визиты иностранных государей, памятные даты, события в августейшем семействе. Все церемонии при Дворе можно грубо разделить на четыре группы: «выходы», балы, парады и банкеты. Самым торжественным действом при Дворе был Большой выход. Придворные заполняли все залы, ведущие от личных апартаментов царицы до входа в придворную церковь. Члены царской семьи собирались в Малахитовом зале – главной гостиной императрицы. Здесь они выстраивались попарно в порядке старшинства. Шествие открывал император со своей матерью (если была жива) или супругой. Остальные пары располагались в порядке очередности возможного наследования ими престола. Раздавался троекратный удар жезла обер-церемониймейстера, и, тяжко блеснув позолотой, двери Малахитового зала распахивались. «Колонна» Романовых медленно двигалась среди поклонов придворных по залам Зимнего в направлении церкви. В самой церкви могли остаться только члены царской семьи и ближайшие придворные. Остальные ждали во внешних покоях, и, между прочим, скучали до такой степени, что церемониймейстерам приходилось делать замечания слишком громко болтавшим или смеявшимся. Особо отличившимся шалунам и шалуньям после действа церемониймейстер приносил письмо, в котором император делал высочайший выговор, и провинившийся (-вшаяся) должен был расписаться в получении сего уведомления. |
 | Затем Романовы тем же манером возвращались в Малахитовый зал и рассредоточивались по своим делам.
Придворный бал обычно открывался полонезом. В первой паре шли императрица и глава (дуайен) дипломатического корпуса, далее по старшинству все Романовы в парах с послами и их «послицами». После полонеза шел вальс, потом кадриль и мазурка. После мазурки царь отводил жену в зал, где были накрыты банкетные столы. Царица питалась на возвышении, а царь не ужинал: ходил от стола к столу, присаживался к гостям, – для этого возле каждого стола было заготовлено свободное кресло. После ужина император отводил жену в бальный зал для участия в котильоне (танец-игра, которым обычно завершался бал). После этого царская семья незаметно, по-английски, испарялась из парадной анфилады (обычно около полуночи), но бал еще некоторое время продолжался. Съезжались во дворец обычно к половине восьмого вечера. А разъезжались при каждом императоре по-разному. Например, Екатерине всегда докладывали, кто приехал во дворец самым первым и кто уехал последним, – царицу всегда чисто по-женски занимал вопрос, кто же самый большой весельчак при ее Дворе. В отличие от французского и английского Дворов в России не было обычая публичного вкушения августейшим семейством трапезы. (Известно, что этот обычай страшно донимал, например, Марию-Антуанетту, которая просто не могла есть в окружении стоящих придворных, и поедала ужин уже наедине с собой любимой). Зато при русском Дворе существовал странный, мало кем понимаемый обычай. Во время коронационного банкета в Грановитой палате, когда царь подносил кубок к губам, церемониймейстер просил иностранных гостей выйти вон. Ну, можно понимать это как воспоминание об опасении быть «сглаженным» или отравленным иноземным злоумышленником. При царском Дворе этого обычая, вообще говоря, стеснялись… Ежегодный бал в Зимнем с участием представителей народа был особенно грандиозным и имел ряд забавных черт. Например, во время него царь отводил жену в особую комнату, где она садилась за карточный стол с избранными партнерами. А лакеи во время августейшей игры впускали в комнату на несколько минут по десять представителей «народа» поглазеть на это диво дивное… Другой очаровательный обычай таких балов состоял в том, что лакеи собственноручно размешивали сахар в чашках чая, – из опасения, что представители народа попрут царские ложки… Перед балом лакеи лили придворные духи на раскаленные совки, сообщая грандиозным залам особый аромат, что было так необходимо в сгущавшейся затем атмосфере многотысячной толпы. Иногда балы при Дворе имели ярко выраженный политический подтекст. Так, 26 января 1889 года в Аничковом дворце состоялся бал, где исполнялась только венская музыка. При этом все дамы были одеты в черное. Так в период осложнения отношений с Австро-Венгрией русские «уели» австрийцев, у которых как раз покончил с собой наследник престола эрцгерцог Рудольф… Язык времени – язык танца Известный культуролог Ю. Лотман считает, что в дворянском быту существовала как бы оппозиция парада (где все ранжировано и по струнке) и бала (где есть элемент неформального общения). Между тем, в условиях русского придворного быта бал также не был царством непринужденного общения. Таковым мог быть, скорее, танцевальный вечер в частном доме или уж маскарад, – хотя обычно всегда знали, под какими масками скрываются члены императорской фамилии.И в 18, и в 19 вв. бал открывался обычно полонезом, – торжественным шествием через анфиладу комнат, причем очередность пар строго соответствовала их общественному статусу. (Забавно, что по мере удаления из ярко освещенных парадных залов в более темные и уютные дальние гостиные поведение танцующих делалось гораздо непринужденней). В другом танце 18 века – гавоте – также приходилось соблюдать социальный ранжир. Душа могла отдохнуть разве что в менуэте, который русские навострились танцевать не хуже французов. Менуэт есть основа па классического балета. Даже в 19 веке, когда его уже не танцевали на балах, профессиональные танцмейстеры все равно начинали обучение учеников с фигур менуэта. В 19 веке появился целый ряд новых танцев, и, прежде всего – вальс. Уже в 1791 году весь Берлин сходил с ума от вальса. Но в России «пляска, вальсеном именуемая» была строжайше запрещена императором Павлом. Да что в России: даже в веселой Вене поначалу разрешалось вальсировать не более 10 минут! А один парижский зубоскал заметил: «Я понимаю, почему вальс нравится матерям. Но не понимаю, почему они разрешают танцевать его своим незамужним дочерям!» Исполнение вальса при английском Дворе привело к нареканиям со стороны общественности аж в 1816 году! |
 | Тем не менее, вальс уже победно шествовал по танцзалам Европы.
Непринужденность вальса рассматривалась как чересчур эротичная. А вот непринужденность мазурки, появившейся на русских балах около 1810 года, критики не вызвала. Лучшими «мазуриками» своего времени были Александр и Николай Первые, а также Ф. Кшесинский – отец знаменитой балерины. Собственно, капитал и карьеру он сделал благодаря преподаванию тайн мазурки. Кроме этих танцев «обязательными в придворном быту считались также кадрили и котильон – танец-игра, когда, например, кавалер вылавливал удочкой из-за ширмы даму и танцевал с ними обеими (с дамой и с удочкой). В Москве всегда танцевали больше разнообразных танцев, – краковяк, падекатр, падэспань, галоп. Любила Москва и польку, которая вошла в моду в конце 30-х годов 19 в. в Вене и Париже. Чопорный Питер находил все эти танцы «уж слишком», ограничиваясь традиционным набором из полонеза, вальса, кадрили, мазурки и котильона. Начало 20-го века называют «эпохой танго». Но знойный сей аргентинский танец так и не удостоился быть принятым в великосветских бальных залах до первой мировой войны. Понадобилась санкция самого папы римского, что, мол, танец этот ничего себе, не порнографический. И только с 1913 года он был дозволен к публичному исполнению сначала в Париже, а потом и в других европейских столицах. |
 | Отношение к танцам и самому процессу танцевания менялось в зависимости от общественных настроений. Например, будущие декабристы манкировали танцами, считая их несерьезными. А следующее за ними поколение с головой ушло в стихию все более раскованных и веселых танцев, – в соответствии с победившей философией гедонизма.
На крыльях вальса в чопорные дворцовые залы влетела буржуазная непринужденность. В страстных изломах танго справедливо увидели открытость чувств совсем уж простого «пипла», – провозвестье «восстания масс» в 20 веке… Но это была уже совсем не придворная танцевальная стихия… Символика цвета, язык цветов и намеки веера Культура всегда есть набор смысловых «шифров», и цвет играет в них немалую роль.В древнем Египте сочетание красного и белого символизировало союз Верхнего и Нижнего Египта, а сочетание золота и сине-зеленого – солнце и небо или солнце и воды Нила. В средние века в каждой стране сложились свои цветовые приоритеты и символы, которые проявлялись в цветах флага, герба, мантии монарха и мундиров его вояк. Они не всегда совпадали. Например, цвет мантии французских королей – синий, а цвет его знамени – белый. Цвет мантии английского короля – красный, а флаг – сами знаете, какой. Мантия испанского короля черная, а флаг красно-желтый. Австрийская императорская мантия золотистая, а флаг был красно-белый с черным двуглавым орлом. То же и с мундирами: синие – у французов, красные – у англичан, белые – у австрийцев, желтые – у испанцев, синие с желтым – у шведов… Начиная с Петра Великого, символика государственных цветов в России была такой: царский штандарт и мантия – золотистые (желтые) с черным двуглавым орлом, а мундиры преимущественно зеленые с красными отворотами (хотя различные части войск в разное время имели и красные, синие, белые, черные мундиры). С конца 18 века все казенные здания в России красили в желтый цвет. Эта навязчивая «вохра» критиковалась русскими писателями, начиная, кажется, с Лермонтова и Гоголя. (Кстати, психологи утверждают: в большом количестве желтый цвет угнетает психику). Зелеными были мундиры и мундирные платья высших придворных чинов России; рангом ниже шел красный цвет. А вот великие княжны, например, на балах появлялись преимущественно или в голубом, или в розовом. Цвет дамских туалетов особенно строго определялся тенденциями моды. В первой половине 19 века – белый и пастельные тона, в середине века – яркие, анилиновые краски, в начале 20-го века – переливчатые экзотические оттенки в стиле фовистской живописи и экзотических балетных нарядов Дягилевской труппы. Начиная с 40-х гг. 19 века самыми элегантными считались платья черного цвета (так одета г-жа Одинцова в «Отцах и детях» и Анна Каренина). |
 | В начале «Пира» В. Сорокина девушка-дворянка получает в подарок золотой крестик с алмазами. Это явное отступление от правил хорошего тона: девушки-дворянки не имели права носить драгоценности, – это была привилегия только замужних дам. Украшением девушки на балу могли быть веер, ленты, искусственные и живые цветы.
А кстати, и о цветах. Язык цветов был разработан во времена Марии-Антуанетты. Получая, скажем, букет, в котором пламенел мак, дама знала, что ей назначают свидание вечером, а количество распустившихся бутонов на стрелке гладиолуса указывало, в котором именно часу. Если вы хотели подарить букет знакомой, то должны были и в начале 20-го века знать язык цветов, иначе могли нанести даме оскорбление. Вот только некоторые значения цветов: мимоза означала скромность;Вообразите теперь, что было бы, приподнеси вы букет чайных роз императрице, а махровую розу или букетик маргариток – Пиковой даме… И девицы и дамы всегда на балах имели при себе веер и могли при помощи него много чего сказать. Язык веера – это целый жестокий романс или мелодрама в стиле раннего сиематографа. «Я замужем» – говорил, отмахиваясь, развернутый веер; «Вы мне безразличны» – веер закрыт; «Будьте довольны моей дружбой!» – открыт один листик; «Вы страдаете, я вам сочувствую» – открываются два листика; «Можете быть смелы и решительны!» – веер держится стрелой; «Вы мой кумир!» – веер раскрыт полностью. На все неприличное следовало смотреть сквозь веер. В наше время язык веера особенно уместен в общественном транспорте, в час пик. Короче: «Махайте, махайте мне! Дайте мне атмосферы!» Кушать подано, или свалки у дворцовых буфетов Хлебосольство всегда отличало русских людей. Налопаться до отвала – главное удовольствие в нашем климате. Выше – разве что надраться до положения риз.Стол в русской культуре – вещь сакральная. «Стол – это престол божий». По столу запрещалось стучать кулаками, ставить на него посторонние и малопочтенные предметы. «На столе рождаются, со стола провожают в последний путь». О застольях допетровской поры мы уже говорили. Век грандиозных банкетов – конечно же, 18-й. Европейская кухня и сервировка сочетались с масштабами древнерусских застолий, когда в одном пиршественном зале оказывались императрица и офицеры ее гвардии. |
 | Одни вельможи предпочитали деликатесы (граф Завадовский обожал, между прочим, маринованные и КВАШЕНЫЕ ананасы), другие – старую русскую кухню (тот же граф обожал и подовые пирожки).
Пир на весь мир – устойчивый архетип в нашей культуре. Пока господа вкушали всякие там фрикасе и консоме, их кучера получали для сугреву пенник и калач прямо на улице. Забавно звучат названия некоторых блюд того времени: – «говяжьи глаза в соусе, называемом «поутру проснувшись»; – «телячьи уши крошеныя»; – «гусь в обуви»; – «крем жирный девичий»… В начале 19 века обожали запекать в крупное животное все более мелких, – такие «матрешки» считались верхом изысканности. Звание повара при Дворе было весьма почетным: личный повар Елизаветы Петровны имел чин бригадира. Хотя основу кухни господ составляли блюда французские, но русаки приложили к ним свою лапу. Знаменитый салат «оливье» у французов называется «русским салатом». И вообще русские баре сильно переусердствовали в переделке французских блюд на отечественный манер, добавив туда несчетно калорий и всего такого, от чего выходили из строя барские «организьмы»… При этом кляли французскую кухню: дескать, сильно она нездоровая. Гурманство было повальным в русском обществе. Знаменитый Суворов, хотя и спал на сене, но покушать тоже очень даже любил. Вот рецепт его любимого блюда: в течение 45 минут на масле обжаривают пулярку, покрытую изрубленными трюфелями и политую бренди; затем ее немного тушат в масле и мадере; затем, обмазав пресным тестом, запекают до образования румяной хрустящей корочки. Во время царских балов у буфетов происходила настоящая свалка: гости хватали знаменитые конфеты и прочие лакомства, чтобы привезти их домашним. Когда рачительный Александр Третий удивился, как много средств уходит на угощение, его политический ришелье г-н Победоносцев возразил: «Да я лично тоже только апельсин съел, но взял с собой грушу и еще апельсин для Марфеньки, – моей приемной дочери. И все так делают!» Царь успокоился, хотя иностранцев шокировал обычай таскать со стола. Старые барыни набивали свои обширные ридикюли, хватая пригоршнями из ваз всякие лакомства. Это не значит, что они не могли позволить всего этого себе дома: но на халявку-т – оно скусней!.. Заключение Все вышерассказанное было да заслуженно сплыло, оставив лишь худшее по себе.Лучшим мультом всех времен и народов зато признан наш «Ежик в тумане», – признан в наседающей на остатки нашей империи Японии. Конечно, это внушает надежду… |
Валерий Бондаренко