Library.Ru {2.6}Лики истории и культуры




Читателям Лики истории и культуры Владимир Сорокин – уходит?..

 ВЛАДИМИР СОРОКИН – УХОДИТ?..

Сорокин В. Сахарный Кремль: роман. – М.: Астрель: АСТ, 2008. – 349 с.
 

Признаюсь: этот новый роман Владимира Сорокина я взял в руки «с чувством глубокого опасения». Уж очень разочаровал меня его «День опричника». Сильно подпахивало от предпоследнего сорокинского детища фельетоном и стилизацией столь очевидными, что это настраивало на похоронный лад. Неужели Сорокин как автор (к которому мы привыкли в течение трех целых десятилетий и полюбили его как родного) – спекся и сказать ему больше нечего?..

Удивительно, но продолжение «Дня опричника» – новый роман «Сахарный Кремль» – мне показался очередной убедительной победой писателя. Удивительно – потому что все здесь вроде бы повторяет главные фишки «Дня..»: нарочитый язык а ля рюсс, социальная фантастика (опять повторилось: Россия 2028 г. – Русь Иоанна Грозного гайдаевского, правда, разлива). На своем обычном месте и все фирменные мотивы-приемы Сорокина: сцена экзекуции, наркотический бред, переданный как медитация-моление, бытовой мандеж в очереди, намеки на свои прежние вещи, намеки на наше суетливое политическое сегодня.

Правда, все это в «Сахарном Кремле» развернуто гораздо масштабней, виртуозней и резче. Принципиальнее, так сказать. А чтобы читатель не заскучал над рецей, вот, к примеру, как автор представил в романе завсегдатаев кабака «Счастливая Московия»:

«Мелькает-перекатывается в дыму табачном какой-то Пургенян, как говорят, известный надуватель щек и испускатель ветров государственных, бьют друг друга воблой по лбу двое дутиков, Зюга и Жиря, шелестит картами краплеными околоточный Грызло, цедят квасок с газом цирковые, разгибатель подков Медведко и темный фокусник Пу И Тин, хохочет утробно круглый дворник Лужковец, грустно кивает головою сладенький грустеня Гришка Вец» (с. 188).

В сценке также участвуют змееязыкие цветочницы с Трубной Дунечка и Танечка, кликуша Пархановна («икона с Юрой Гагариным, за кушаком поблескивает позолоченный совок»), «лучший коверный» Вова Соловей и «злобно-приземистый затируха площадной Левонтий» («Однако, здравствуйте!» – «Однако, пшел на хуй!» – в ответ доносится»)… Боюсь, именно эта главка станет хитовой у широкой публики.

Все остальное массовый читатель проглотит как обязательную нагрузку. Между тем, даже в этой хитовой-попсовой главе проявляется особое свойство Сорокина: его сатирический, но очень своеобразно сатирический дар. И сколько бы сам писатель ни рассуждал о «смерти русской литературы», он не только кормится ее достижениями, но и свои блюда выпекает, всё еще довольно оригинальные. И – «ложит» их на общий стол.

Парадокс Сорокина-сатирика в том, что, имея в этом смысле дар масштаба, быть может, Щедринского, он напрочь лишен просветительского запала. Сорокин не зовет к «идеалу» (не только потому, что это как бы наивно в постмодернистском мире, но и потому что его у него попросту нет). Он лишь КОНСТАТИРУЕТ. Вместо жгущего бича – всепроникающая ледяная игла.

Думаю, сам Сорокин превосходно это осознает и осознает именно как принципиальную, этапную новацию. Но, убивая иллюзии традиционно «зовущей» отечественной словесности, Сорокин лишь ворошит трупы. По сути, он отражает состояние надлома нашей культуры, сменившей пафос жизне-переустройства в масштабах всего человечества на «обывательский» (хотя не без собственных трагедий и прорывов) вектор жизнестроения индивидуального.

Поэтому и переход Сорокина от высоколобой литературы «концептуализма» (тесно связанного с парадигмой советской имперской идеологии) на рельсы «литературы для масс» – естествен, органичен и абсолютно в русле общего тренда эпохи. Негоже обвинять Сорокина в том, что шлем литературного первопроходца он сменил на панамку литературного же, но персонального пенсионера. (См. очень меткую и нелицеприятную рец. Льва Данилкина на «День опричника»). Сорокин – такой же невольник времени и своего поколения, как и наш острый критик.

Если суммировать всё, то оригинальность Сорокина – в органической связи с быстро меняющейся жизнью (три-четыре эпохи ведь охватил!), сила – в его объективности и стилевой чуткости, а слабость – в неизбежной все-таки повторяемости мотивов, да и приемчиков. Впрочем, они-то (а не собственно языковой контент, всегда изменчивый) и составляют авторский стиль писателя Владимира Сорокина. Конструкция и механика сцены неизменны, зато разнообразные декорации движутся в них с безупречной надежностью.

(Но ведь эта подвижная неизменность – вероятно, генетически заложенное в нашей истории и культуре свойство! Так что неча на зеркало, как говорится…)

Основных кулис на этой сорокинской сцене, как и положено, две: с одной стороны, это опыт безмерно разбухшего (от веры, иллюзии или наркотиков) сознания, а с другой – предсмертная, изощренно долгая мука тела. Весь смысловой и сюжетный кордебалет зажат в этой извечной раме, – в раме двух экстремальных состояний индивидуального бытия. И это тоже для привыкшей подчинять «частное» «общему» отечественной лит-ры – сущностная новация!

Конечно, в своих упорных нынче конструкциях «будущего» Сорокин не так полнокровен, как в реконструкциях прошлого, – зато откровенно ироничен. Прогноз – дело неблагодарное, и в данном случае это вселяет оптимизм…

Для поколения Сорокина карта легла так, что оно завершает 300-летнюю литературоцентричную эпоху в нашей культуре. Они – дети позднего «совка», они наследовали его мифы и страхи (но уже не его иллюзии). Благодаря ему они получили хорошую гуманитарную выучку, очень долго оставаясь при этом духовными сибаритами.

Сейчас другое время, и даже «живой классик» Владимир Сорокин не может позволить себе духовно сибаритствовать по соображениям просто житейским.

А в дверь читательского внимания уже стучится новое поколение, – поколение тех, кто презирает наркотные грезофарсы г-на Пелевина и равнодушен к творениям «говноеда» Сорокина (см. высказывание на этот счет хозяина Udaff.com на презентации «Кирзы» В. Чекунова). Это люди довольно молодые, они обладатели живого социального опыта последних 10–15 лет. Его энергетику они приносят с собой, обновляя кровь старушки изящной словесности. Вот только когда пройдет азарт первых высказываний, всех этих выстраданных на собственной шкуре новых правд, не получится ли, что они придут к тем же насмешливым, неутешительным (а с их амбициями и убийственным) выводам, что и замороженный «калоед» Владимир Сорокин?..

А «Сахарный Кремль», – что о нем говорить испешиелли? Читайте его – не прогадаете! Скажу лишь, что автору удалось создать вещь эпического охвата без сквозного героя и сюжета, обернув все действо вокруг образа сахарного Кремля, – как это уже было проделано им на советском материале в «Норме». Впрочем, именно «Сахарный Кремль» убеждает в генетическом родстве жанра эпического романа и киносценария, – и здесь Сорокин в чем-то, мне показалось, обратился к опыту литературы и кино 20-х гг.

В год 2028-й он заглянул глазами художника года 1928-го? Ну, не совсем. Его «эпичность» откровенно насмешлива. Магия общих, надчеловеческих, идей и гремучих лозунгов для нас все же, надеюсь, закончилась…

Валерий Бондаренко





О портале | Карта портала | Почта: [email protected]

При полном или частичном использовании материалов
активная ссылка на портал LIBRARY.RU обязательна

 
Яндекс.Метрика
© АНО «Институт информационных инициатив»
© Российская государственная библиотека для молодежи