Library.Ru {2.6}Лики истории и культуры




Читателям Лики истории и культуры Мечта прошедшего века: Ле Корбюзье

 МЕЧТА ПРОШЕДШЕГО ВЕКА
Ле Корбюзье

Между нами и остальной вселенной есть известное соотношение.
(Анри Матисс)

Неужели – правда?! И все эти угловатые дзоты и надолбы общественных зданий, железобетонные джунгли наших «спальных районов», построенных по бездушной линейке, точно войска на плацу, – неужели это и есть тот «лучезарный город» всеобщего благоденствия, о котором мечтал герой этого очерка?..

Неужели конторская мебель позднего «совка», эти кубы и гробы из ДСП на металлических остовах, тяжелые, неудобные, мрачные, – образец передовой (когда-то) дизайнерской мысли?..

Неужели низенькие клетушки «хрущоб» и «брежневок», которые никогда, кажется, не снесут, – это те самые «бассейны света и воздуха», в которых сутки напролет должны по замыслу зодчего купаться перманентно счастливые их обитатели?..

Да, наши вкусы и наши запросы за последние двадцать лет ушли так далеко вперед, что впору бы не панегирик, а обвинительный акт создавать духовному отцу всех этих «шедевров».

Его ненастоящая фамилия была Ле Корбюзье…
 

Истоки

Вот – «острый галльский смысл»<br />
Ле Корбюзье, ок. 1960

Шарль Эдуар Жаннере родился 6 октября 1887 года в Швейцарии. Предки протестанты вдохнули в него дух служения суровой, как приговор небес, целесообразности. Ставшая второй его родиной Франция развила в нем вкус к прекрасному, стремление (идущее еще от традиций средневековых ремесленников) возвести любое утилитарное в степень искусства (создать шедевр), а заодно приучила и к социальной ответственности, которую французы (в отличие от нас) таки привили своей элите…

В юности Жаннере исколесил всю Европу, напитавшись впечатлениями и художественными идеями многих эпох и народов. Неправда, что его творчество возникло вне рамок традиции! Он лишь переосмыслил в духе нового века находки предшественников. Даже пандусы, которые архитектор явно предпочитал лестницам – не суть ли они память о священной тропе, которая привела его к одному из главных его художественных потрясений – к афинскому Акрополю?..

В итоге Жаннере сделал вывод, под которым подписались бы, наверно, все зодчие мира: «Архитектура – это артистичная, корректная и великолепная игра объемов, собранных под светом неба».

Впрочем, самые ранние опыты Жаннере-архитектора не назовешь слишком оригинальными. Они отмечены печатью первого по времени стиля нового, 20-го века – эстетски декоративного (хотя и очень функционального) «ар нуво» («нового стиля», у нас он известен как модерн). Господство этого стиля оборвала Первая мировая война.

В Париже, куда переезжает Жаннере, завершается его духовное созревание. И это особенно важно: он мыслит себя не только как архитектор и художник-практик, но и как теоретик искусства. Шарль Эдуар Жаннере оставил нам 75 сооружений и 34 книги листажом в 7000 «единиц»!

Тогда же Жаннере прочитал главный труд кумира тех лет Ф. Ницше «Так говорил Заратустра». Его призыв «Будь тем, кто ты есть!» станет жизненным девизом молодого архитектора. Он возьмет очень значимый псевдоним – Ле Корбюзье. Мужской артикль «ле» при сем обязателен, ибо он подчеркивает «отдельновзятость», самость, уникальность носителя фамилии. Этот артикль отделяет его от прочих возможных вокруг «Корбюзье»…

От кармана до стен – рывок в будущее<br />
Особняк из двух домов с общей стеной, построенный в 1927 году

Гимн стандарту
 

Первая мировая война покончила не только с разнеженным «ар нуво», но и со всем прежним укладом жизни. Успехи американской конвейерной индустрии и победа пролетарской революции в России, казалось, открыли человечеству новые горизонты. Кризис привычных форм жизни и искусства уже не выглядел сплошной, беспросветной трагедией – гораздо увлекательней представлялась перспектива решить с помощью социальных реформ и завоеваний науки и техники проблемы старого буржуазного общества, приведшие к мировой бойне.

Новые идеи, краски, ритмы и формы сотрясали сознание художников.

Еще кубисты (направление зародилось около 1906 г.) были недовольны возможностями традиционной живописи. Они пытались передать на плоскости полотна объект, одновременно существующий в разных ракурсах. Художники словно рвались из неизбежной плоскостной статики традиционной живописной формы, рвались переделать не только пространство, отведенное искусству, но и всё жизненное пространство.

Статика и впрямь была не в характере наступившего века!

Ле Корбюзье и его друг художник Амеде Озанфан точно почувствовали запрос времени. В своем эссе «После кубизма» (1918 г.) они восхваляют объекты «абсолютной банальности», обладающие «преимуществом абсолютной читаемости и узнаваемости без усилий, исключающие рассеяние и отвлечение внимания» (цит. по: Коэн, с. 9).

Вместо сумрачных головоломок кубистов друзья предложили вниманию публики ясные, выдержанные в приятной телесно-теплой гамме картины, изображения на которых сведены к контурам ваз, кубков, гитар, фруктов и похожих на фрукты женщин. Таково новое направление в живописи – пуризм Собственно, это искусство просветленного инстинкта, который всегда теплится на краю перегруженного заботами сознания.

В сущности, это цветовые пятна, призванные оживить и обуютить стены стандартно простого, но по-современному комфортабельного жилища. (То есть «инстинкт» в пуризме осторожно сведен к безобидной умозрительной абстракции).

Итак, ключевым словом «конвейерной эры» становится слово СТАНДАРТ, и молодой Ле Корбюзье разражается настоящим панегириком в его адрес:

«Нужно добиться установления стандарта. Стандарты – это продукт логики, анализа, скрупулезного изучения… Экспериментальное проектирование окончательно закрепляет стандарт» (цит. по: Де Фуско, с. 7).

Ни лишней пылинки!<br />
Гостиная дома-«ситроен»

На Всемирной выставке в Париже в 1925 году Ле Корбюзье «со товарищи» воздвигают идеальные стандарты «жилой ячейки», «машины для жилья», как сформулировал свою задачу сам архитектор.

На современный вкус, всё это выглядит более чем спартански, то ли общага, то ли казарма. Словно тень «великого» Троцкого с его идеей трудовой армии нависла над беззаботным Парижем… Но что поделаешь с модным тогда заблуждением о природе человека, которому, якобы, в коллективе и в обнимку лишь с самым необходимым ВСЕГДА жить и естественней и приятней?.. В павильоне неподалеку молодая Советская власть демонстрировала даже и не ячейку для жилья (все-таки пространство для более-менее сепаратного, индивидуального существования), а образцовое место досуга (коллективного веселья и счастья?) – клуб.

Конечно, предложенное молодыми пуристами было, как сейчас видится, чуть наивно и небезупречно даже в плане исполнения. Придуманная Ле Корбюзье мебель порой откровенно уродлива, плохо сделана и до крайности неудобна. Словно архитектор демонстративно порывает с буржуазным комфортом и привычной обывателю добротной «красивостью». Но это и сущая правда: он явно хочет изменить эстетический вкус сограждан, обставляя свое «идеальное жилье», например, венскими стульями, которые были до этого символом непритязательности. Через несколько лет Ле Корбюзье обставит этой «кухонной» мебелью и свой главный шедевр – виллу «Савой».

Так стандарты предлагается сделать общими (ПО ВИДИМОСТИ) для обиталища богача и для жилища пролетария. В это же время совершает свою революцию в области от кутюр (и вкусов современников) Коко Шанель, пропагандируя «простые» практичные костюмы и платья. Идея социального мира и сотрудничества торжествует, как будто?

Во всяком случае, в стиле времени торжествует то, что Коко так метко назвала «роскошью бедности»…

(Точнее, она высказалась осторожней, – в том духе, что роскошь и бедность не противоречат друг другу…)

Бассейн для солнца и воздуха<br />
Вилла Савой, гостиная и терраса

«Архитектура – это циркуляция»
 

И все же тогда победил обыватель с его привычными грезами об очевидном богатстве. Формировавшийся на той же выставке стиль «ар деко» («декоративный стиль») отличает не только лаконизм, но и пафос престижности. Этот стиль порой называют «стилем «Нормандии» («Нормандия» – самый шикарный трансатлантический лайнер тех лет). «Ар деко» органично лег в основу имперского стиля Третьего Рейха и сталинского СССР, его взяли на вооружение голливудские звезды 30–50-х.

Впрочем, некая «пафосность» отличала и «скромные» предложения Ле Корбюзье. Они были пронизаны «духом героизированного машинизма», заметил последующий нелицеприятный критик дизайнерских опытов Ле Корбюзье В. Глазычев.

Он же писал: «Это дух пуризма, реформации как таковой – длительная увлеченность Ле Корбюзье историей протестантской секты, к которой принадлежали его швейцарские предки, отнюдь не случайна у этого борца со всем «случайным». Перед нами своеобразная религия без бога, роль которого отведена «чистоте» структуры формы» (цит. по: Де Фуско, с. 6).

И впрямь, казалось, Ле Корбюзье открыл всеобъемлющий принцип, «символ веры» для современного зодчества! С равным успехом он мог применяться при возведении ночлежки и виллы, монастыря и музея.

Главный постулат гласил: «Архитектура – это циркуляция» (цит. по: Коэн, с. 49). Циркуляция – это перемещение людей, массы света и воздуха. Вот почему свои здания Ле Корбюзье так любит возносить над землей, ближе к солнцу, пряча в их опоры все коммуникации. Вот почему стены в его строениях «съедают» ленты окон. «Идеал – это пригодный для жилья объем, полный возможностей», – замечает зодчий.

Но «в идеале» осуществить этот идеал можно было лишь в жилище богатого человека. В конце 20-х Ле Корбюзье создает в Париже и его окрестностях несколько превосходных частных особняков. Посетив через тридцать лет один из них (виллу Стайн – де Монзи, 1926–28 гг.), архитектор не без гордости заметит: это изысканное явление, «в котором объединились поэзия, техника, биология и человеческая мера» (цит. по: Коэн, с. 41).

Еще больше это относится к абсолютному шедевру Ле Корбюзье (и, вероятно, самому прославленному зданию 20 века) – вилле «Савой» (1928–31 гг.)

Занятно, что принцип социальной «унификации» Ле Корбюзье проводил и при возведении этих эксклюзивных строений: в обеих виллах он использует, например, металлические оконные рамы, которые были до этого в ходу лишь в цехах мелких фабрик.

Да, социальная подоплека (сглаживание противоречий, во всяком случае, устранение очевидного неравенства возможностей современников) Ле Корбюзье осознавал уже в 20-е. «Революции можно избежать!» – настаивал он, путем строительства комфортабельного жилья для рабочих. Этот вывод делает и «мировая буржуазия» после столь кровавого опыта «Великого Октября».

На деньги спонсора Ле Корбюзье возводит в Пессаке рабочий поселок Фруже (1924–25 гг.). Правда, при этом сам спонсор разоряется, а рабочие перекраивают «образцовые дома» по своему вкусу и разумению. Ле Корбюзье мужественно признает: «Жизнь права, а архитектор нет».

Но правда ведь и другое: с 80-х гг. поселок Фруже восстанавливается в первоначальном виде уже как «памятник истории и культуры».

Кошмар Победоносикова<br />
Здание Центросоюза, Москва, улица Мясницкая

На пути ко всеобщему счастью
 

Конечно, этот человек не был бы ни «Корбюзье», ни тем более «ле», если бы не имел замаха глобального, поистине планетарного! Еще в 1925 г. он предлагает снести весь центр Парижа, оставив лишь самые «знаковые» здания вроде Нотр-Дам или башни Эйфеля, и возвести на этом месте новый город (его скандально знаменитый «План Вуазен»).

Современный исследователь очень точно вскрывает социальную подоплеку предложения Ле Корбюзье: «К народному Парижу он относился настороженно, видя в нем «опасную магму толп, наваленных на голове друг у друга в домах, стиснутых кругом и похожих на пристройки, вечное пристанище цыган со всех больших дорог мира» (Коэн, с. 33).

На реконструкции такого масштаба отважились бы тогда разве большевики. Они-то и оценили новаторство так боявшегося революций парижского чародея. В 1930 г. зодчий консультирует советские власти по поводу рассредоточения мест отдыха (его «Ответ Москве», преобразованный в план «лучезарного города», который включал в себя промышленную зону. А кстати, что это большевики так забоялись чрезмерного скопления празднично настроенных толп?.. ☺)

Королевская роскошь скромности<br />
Жилой дом в Порт Молитор, улица Нюнжесс-эт-Колли, Париж. Вид интерьера квартиры

В горячке советской индустриализации Ле Корбюзье обогащается идеей промышленного линейного города, а также воздвигает здание Центросоюза (1926–36 гг.), которое президент Академии архитектуры СССР В.А. Веснин считал «лучшим» в Москве за последнюю сотню лет.

(И снова забавнейшая деталь: некоторые инженерные идеи, которые не удалось осуществить в этом проекте по недостатку советских средств, Ле Корбюзье воплощает в здании… парижской ночлежки, правда, без особенного успеха, – приют Армии спасения (1926–33 гг.)

Еще занятней, что идеи Ле Корбюзье не всегда находили понимание даже у близких. Его жена красавица Ивонна Галле была недовольна новой квартирой мэтра (1931–34 гг.). Впрочем, взгляните, как упоительно решена здесь лестница: она словно обита шлейфом епископской сутаны. Вот уж где «роскошь бедности» выглядит – невзначай?.. – просто царственно!..)

Среди осуществленных мегапроектов Ле Корбюзье выделяется, конечно, жилой комплекс в Марселе (1946–52 гг.) Его экстерьер напоминает корпус роскошного океанского лайнера (привет погибшей во время войны «Нормандии»!), который устремлен ко всеобщему счастью.

К счастью всех – всем назло!<br />
Единый жилой комплекс в Марселе. Терраса на крыше

Жилой комплекс в Марселе – по сути, минигородок с разветвленной инфраструктурой и разными вариантами квартир, от скромных до «люксовых».

Что же, модель социального мира, как будто, успешно действует в послевоенной Франции? Увы, социальные бури весны 68-го еще впереди. Да и критикам Ле Корбюзье неймется. Один из них, П. Франкастель, ворчал: Ле Корбюзье-де просто насильно хочет сделать жильцов своих домов счастливыми…

В 60–70-е гг. идеи Ле Корбюзье взяли на вооружение (и в безбожно ухудшенном виде осуществили) в СССР. При возведении жилья для трудящихся экономили на площадях и материалах уже в проектах. А вороватые строители добавляли свою весомую ложку меда в эту бочку всеобщего счастья. Впрочем, непритязательным первым жильцам и такие «хоромы» казались началом новой, лучшей жизни.
 

Формула человечности

Тепло домашнего очага (по-Ле Корбюзье, конечно)<br />
Дома Жауль. Интерьер дома А

20 век был озабочен созданием оптимальной социальной модели. В итоге образовалось две: западная (прежде всего, американская), построенная на удовлетворении подчас навязанных рекламой потребностей населения, и социалистическая (советская), в которой потребности и свободы отдельного человека всецело подчинялись нуждам коллектива (на практике – государства).

Старушка Европа пыталась сгладить крайности обеих систем, искала свой оптимум. И Ле Корбюзье – в центре этих исканий.

После Второй мировой войны он выводит свою формулу человечности. Так возникает его знаменитый «модулёр» – система расчетов самых удобных архитектурных модулей, основанная на «золотом сечении» и пропорциях человеческого тела. Модулёр он применяет и при проектировании жилья «эконом-класса». (Но его-то как раз и игнорировали советские зодчие-практики, экономя на классе своих творений!..)

Вернемся в Париж.

После войны проекты Ле Корбюзье становятся теплее, живописней и человечнее. Замечательный пример – два особняка семейства Жауль (1951–55 гг.). Конечно, это пример «штучных» высокохудожественных интерьеров. Но как виртуозно сочетает Ле Корбюзье новаторство и традицию, как остроумно и бережно играет с архетипами нашего сознании, с главным из них – с архетипом «домашнего очага»!

Эти суперские апартаменты – лишнее доказательство нехитрой истины, что счастье не в деньгах, а в их количестве…

Впрочем, во вкусе творца и заказчика – тоже, и в еще большей степени.

Бессмертный «краб»<br />
Капелла Нотр-Дам-дю-О

Дом без жильца?
 

Протестант по корням и атеист по убеждениям, Ле Корбюзье крайне неохотно соглашался распространять «опиум для народа» посредством творений из камня (вернее, из любимого им железобетона).

Зная это, диву даешься, как удалось ему передать спиритуалистическое настроение в капелле Нотр-Дам-дю-О. Идею экстерьера здания подсказал архитектору панцирь крабика, найденный на берегу океана. Железобетонные стены капеллы обретают достоинство овеянного духовностью веков каменного святилища времен раннего средневековья.

А интерьер? Среди суровых крепостных стен – какая золотится улыбка Чуда!

Памятником архитектуры стал и доминиканский монастырь в Ла Туретте (1953 – 60 гг.) Его капелла с семью разноцветными алтарями – что это? «Мощь» и «радость»? «Радостная мощь»? «Мощная радость»?

Это праздник бога, созданный гением атеиста Ле Корбюзье…

Семь праздничных алтарей<br />
Монастырь в Ла Туретте

«Дух века» в трех ипостасях
 

С юности Ле Корбюзье прочно усвоил важность пиара. К своим проектам он буквально подготавливал публику, «воспитывал» потребителя. (Отсюда и такая «сверхписучесть» зодчего!) Причем архитектуру он понимал в самом широком контексте жизни. Его журнал «Эспри нуво» («Новый дух», 1920–25 гг.) окучил почву для успеха «ячеек для жилья» на Всемирной выставке в Париже в 1925 г.

Конечно, было бы в высшей степени справедливым, если бы Ле Корбюзье увенчал свою карьеру возведением здания Музея современного искусства в Париже, коль скоро архитектор У.К. Харрисон при возведении штаб-квартиры в Нью-Йорке буквально «обобрал» Ле Корбюзье в плане идей, на что герой нашего очерка не уставал сетовать. Осуществлению проекта Музея современного искусства помешала смерть архитектора.
 

Знак вечности: этника «глобалиста»<br />
Здание парламента, Чандигарх, Индия

Но абсолютно цельный художник, Ле Корбюзье оставил нам свои заветы, свои знаковые пометки на полях «текста» под названием «20 век» практически в каждом своем создании.

Из них напоследок выделю три.

Павильон фирмы «Филипс» на Международной выставке в Брюсселе (1958 г.) выглядит снаружи как гигантский монумент африканской хижине или как шалаш из плавников огромной акулы. Внутри павильон не только был начинен чудо-техникой тех лет, но и озвучен музыкой композитора Эдгара Вареза, специально для этого написанной. (Это вообще стойкая идея Ле Корбюзье: наполнять здание специально для него написанной музыкой, чтобы довести всю возможную человеческому восприятию «циркуляцию» в этом «объеме» до максимума).

Увы, сей гипермонумент современной индустрии и искусства «в одном флаконе» прожил всего сезон. По окончании выставки его разобрали. Впрочем, и это выглядит на сегодняшний вкус неким «перформансом». Не символизирует ли судьба павильона участь всякой новой «штучки» современной техники, ее запрограммировано короткую жизнь?..

С природой навечно<br />
«Хижина». Внешний вид

Зато правительственный комплекс в Чандагархе (Индия, 1951–62 гг.) – творение «на века». Здесь «глобалист» Ле Корбюзье пристально и очень зорко смотрит в лицо древнейшей цивилизации, за которой – ну да, вероятно, будущее…

А еще хотелось бы упомянуть о «хижине» Ле Корбюзье в Рокебрюн-Кап-Мартен (1951–52 гг.). Теперь дача архитектора стала местом паломничества эстетов, хотя на поверку это два маленьких сруба, в одном из которых помещается рабочий стол, а в другом – две односпальные койки. (Почти такую же миниплощадь занимает мастерская Ле Корбюзье и в его парижской квартире). Человек, который переделывал лицо мира, довольствовался столь малым…

С природой навечно<br />
«Хижина». Зона столовой

Вот уж воистину образцово показательная нищета! И все-таки – РОСКОШЬ. Роскошь незримых ценностей: славы, бессмертия. И роскошь, которую могут позволить себе немногие жители постиндустриального мира – роскошь общения с бесконечно прекрасной природой, ведь рядом – море.

Здесь, 27 августа 1965 года, после купания, Ле Корбюзье скончался.
 

И думается: после всех железобетонных мегасвершений он оставил нам свой главный завет: обратиться к природе!

В ней – утешение и спасение человека, уставшего от прорывов цивилизации…
 

Использованная литература
 

Де Фуско Р. Ле Корбюзье – дизайнер. Мебель, 1929. – М.: Сов. художник, 1986. – 107 с., ил.

Коэн Ж.-Л. Ле Корбюзье. – М.: Taschen; Арт-Родник, 2008. – 96 с., ил.

Валерий Бондаренко





О портале | Карта портала | Почта: [email protected]

При полном или частичном использовании материалов
активная ссылка на портал LIBRARY.RU обязательна

 
Яндекс.Метрика
© АНО «Институт информационных инициатив»
© Российская государственная библиотека для молодежи