О ВОЙНЕ – С РАЗНЫХ ТОЧЕК ЗРЕНИЯ …. Агрессивные планы Сталина: явь и вымыслы

«Правда не побеждает. Правда остается, когда все остальное уже растрачено».
(«Две тысячи слов», манифест чешской оппозиции, цит. по: М. Солонин, с. 5)

Несколько слов, упреждая
 

– А зачем анализировать беллетристику? – спросил меня один знакомый издатель, когда я сказал, что затеваю разбор «Ледокола» В. Суворова.

– Он хочет украсть нашу победу! – прокомментировала книгу Суворова М.Г. Жукова (дочь «Маршала Победы»).

В этих отзывах сконцентрировано то, как воспринимают историю Великой Отечественной войны дети и внуки победивших в ней.

С одной стороны – почти равнодушие. С другой – острая реакция на любую попытку пересмотреть ее уроки.

Увы, безусловность победы в мае 1945 года несколько потускнела, когда в 90-е стали подводить итоги прошедшего века. «Не надорвались ли духовные силы народа на сверхчеловеческом напряжении тех четырех лет?» (М. Солонин, с. 492).

Этот вопрос звучит не как вывод, но как тревожащее сомнение, что заставляет пристальнее вглядеться в такое совсем недавно несомненное прошлое…

Нет худа без добра: крах СССР позволил нашим историкам начать реальную дискуссию.

Итак:

– Была ли безупречно миролюбивой внешняя политика сталинского СССР накануне войны?

– В чем причины катастрофы первых месяцев войны?

– И какова все же «цена победы»?

Об этом спорят два десятка лет кряду.

В основе данной статьи-обзора – две книги. Одна написана строгим языком ученого (В. Невежин. «Если завтра в поход…»). Другая – очень страстная и порой запальчивая публицистика, хотя фактов и цифр в ней гораздо больше (М. Солонин. 22 июня, или Когда началась Великая Отечественная война).

Сразу оговоримся: оба автора ни в коем случае не лакируют прошлое. Но в то же время весьма критично оценивают и В. Суворова. (Напомним: он утверждает, что СССР готовился напасть на Германию и Гитлер лишь «упредил» Сталина).

«…Творческая лаборатория» новоявленного «разведчика прошлого» (В. Резуна-Суворова) проста и незамысловата. В ответ на резонные упреки в антинаучности и вольном обращении с источниками он заявил оппонентам: «Я считаю, что заставить себя слушать – главное в современной литературе», – уличает В. Невежин (с. 39).

«…В последние годы в исторической литературе самое широкое хождение получили обе суворовские легенды: и о «первом обезоруживающем ударе вермахта», и о том, что разгром Красной Армии был обусловлен тем, что войска, которые… готовились для ведения наступательных операций, 22 июня 1941 года, были вынуждены перейти к обороне», – констатирует М. Солонин (с. 19).

Ну, и на затравку – слова самого В. Суворова из отзыва на книгу Солонина:

«Когда я читал его книгу, я понимал чувства Сальери. У меня текли слезы – я думал: отчего ж я до этого не дошел?»

Итак, начинаем…

А был ли голубь? Может, голубя вовсе и не было?..
 

«Мы мирные люди», – пели в СССР даже и накануне войны. Миролюбие оказалось столь базовой, неподдельной ценностью в стране, настрадавшейся от войн, что советской пропаганде так, по сути, и не удалось в нужный момент разрулить увальня народного сознания в сторону воинственности.

Между тем, военная доктрина Советского государства с самого начала вовсе не была «голубиной».
 

Мы на горе всем буржуям

Мировой пожар раздуем! –
 

ведь это не так себе просто речевка для пионеров, а конкретный политический лозунг на все 20-е, да и на почти все 30-е годы!

Согласно военной доктрине СССР (основной творец – М.В. Фрунзе), длительное мирное сосуществование первой страны победившего социализма с враждебным (по самой природе своей) капиталистическим окружением невозможно. При этом абсолютизировалась классовая солидарность трудящихся всех стран. Считалось: начнись война с СССР, и весь эксплуатируемый люд стран капитала поднимется против своих угнетателей в защиту Страны Советов, а война с Советским Союзом неизбежно выльется в войну гражданскую. При этом цепь социалистических революций потрясет капиталистический мир. И при этом – заметьте! – не так уж важно, кто начнет войну…

Советские историки позднее не особо акцентировали на всем этом внимание, а их советские читатели недоумевали: почему же правители Франции и Англии были так близоруки, почему ублажали Гитлера и не понимали, что СССР – единственно возможный миролюбивый и надежный союзник в борьбе с любым агрессором…

Между тем, еще 1 октября 1938 года Сталин высказался по этому поводу вполне откровенно: «То, что мы сейчас кричим об обороне…, это вуаль, вуаль. Все государства маскируются. „С волками живешь, по-волчьи приходится выть“» (Невежин, с. 111).

Увы: уже тогда Сталину и его соратникам пришлось убедиться, что трудящиеся иных стран имеют свою, совершенно не марксистскую идеологию и действуют сообразно ей. Так, на озере Хасан и при Халхин-Голе японских солдат поливали из громкоговорителей призывами свергнуть их главного эксплуататора императора Хирохито. Однако японцы после этого бросались в бой с удвоенной яростью: для них государь был чем-то божественным. Они рады были бы жизнь отдать, отстаивая его достоинство и честь…

Так что, если тогда кто на кого и повлиял идеологически, так это… верноподданные японцы: именно в тех боях главный «комиссар» Красной Армии Мехлис родил лозунг: «За Сталина, за Родину!» (именно в такой последовательности, между прочим!)

Но сталинские идеологи оказались все же достаточно твердолобыми догматиками. Начав в ноябре 1939 года захватническую по сути своей войну с «финляндской козявкой» (подлинное газетное клише того времени!), они тоже сперва выдвинули лозунг «помощи» трудящимся Финляндии в борьбе с белогвардейским режимом Маннергейма. «Белогвардейским», потому что главнокомандующий финской армией барон Маннергейм служил в молодости в царской лейб-гвардии; он был, кстати, пылким возлюбленным замечательной балерины Большого Е. Гельцер.

Конечно, отчасти нашу идеологическую твердолобость консервировал и культ героев гражданской войны, ведь тогда Сталин всячески покровительствовал безграмотным и отсталым выдвиженцам-ветеранам Первой конной.

Однако «финляндская козявка» проявила стальную стойкость, ибо вовсе не желала в лице всего своего народа попасть обратно в российский (пардон, теперь уже в гораздо более страшный советский!) нос… Советские помороженные солдатики в сапожках, утепленных газетками, удивлялись: идем помогать финским трудящимся, «а они от нас бегут» (Невежин, с. 206).

Пропагандистам пришлось срочно подправить лозунг: идем, в первую очередь, удалить границу от колыбели революции, от Ленинграда…

Под давлением фактов советскому руководству пришлось на ходу редактировать всю военную (и шире – общую) доктрину. Надежда на мировую революцию к концу 30-х у Сталина испарилась окончательно и бесповоротно. А вот страх перед угрозой нападения со стороны Германии только усилился.

Собственно, этот страх вкупе с соображениями конкретной выгоды и толкнул Сталина на заключение в конце августа 1939 года пакта о ненападении с фашистской Германией.

Об этом – чуть позже. А пока констатируем документально подтвержденное: в СССР в конце 30-х срочно разрабатывается новая концепция, которая оправдывает в том числе и наступательную, захватническую войну! И уже не с позиций классовой солидарности трудящихся, а с откровенно государственнических, имперских.

Так, в директивах ГУППКА (управление по идеологическому руководству армией) «О политических занятиях с красноармейцами и младшими командирами на летний период 1941 г.» (война еще не началась!) читаем: «О войнах справедливых и несправедливых иногда дается такое толкование: если страна первая напала на другую и ведет наступательную войну, то эта война считается несправедливой, и наоборот, если страна подверглась нападению и только обороняется, то такая война якобы должна считаться справедливой. Из этого делается вывод, что якобы Красная Армия будет вести только оборонительную войну, забывая ту истину, что всякая война, которую будет вести Советский Союз, будет войной справедливой» (Невежин, с. 295).

Такие вот идеологические экивоки с закавыками!..
 

А «по правде» что было?..
 

Так все-таки прав ли В. Суворов-Резун, утверждая, что в конце 30-х Сталин уже готовил удар по Европе? В. Невежин осторожен: «…Документов, в том числе и пропагандистских, которые бы бесспорно доказывали намерение СССР напасть первым, пока не обнаружено ни в российских, ни в зарубежных архивах» (с. 29).

Между тем, весь ход рассуждений приводит и этого исследователя к заключению: «Комплекс выявленных источников позволяет сделать вывод, что в этот период (30–40-е гг., – В.Б.) полным ходом велась пропагандистская подготовка к «справедливой, всесокрушающей наступательной войне» (Невежин, с. 316).

Путаное идеологическое обоснование ГУППКА мы уже привели. А дальше начинается сплошь историческая «конкретика».

Обработка населения в воинственном духе продолжалась, нарастая, все 30-е годы. На приеме в честь выпускников военных академий 5 мая 1941 года Сталин, кажется, сбросил маску. Подправляя генерала, произнесшего тост «за миролюбивую сталинскую внешнюю политику», вождь заметил: «Разрешите внести поправку. Мирная политика обеспечивает мир нашей стране. Мирная политика – дело хорошее. Мы до поры до времени проводили линию на оборону – до тех пор, пока не перевооружили нашу армию, не снабдили армию современными средствами борьбы. А теперь, когда мы нашу армию реконструировали,… – теперь надо перейти от обороны к наступлению… Красная Армия есть современная армия, а современная армия – армия наступательная» (Невежин, с. 278).

Но если какой-то офицер и мог с гордостью заявить, что он теперь (после оккупации Западной Украины и Западной Белоруссии) «советский империалист», то мирное население вяло реагировало как на успехи наших войск в деле захвата Прибалтики и той же Западной Украины и Западной Белоруссии, так уж, тем более, и на провалы в войне с «финляндской козявкой».

Если кого народ и считал врагом СССР, так это Гитлера. Пакт о ненападении, заключенный Молотовым и фон Риббентропом в конце августа 1939 года, породил ощутимую волну непонимания и недовольства во всех слоях общества, причем народ делал далеко идущие выводы. Л.В. Шапорина (жена известного композитора) так откликнулась на это событие в своем дневнике: «Руки Гитлера развязаны. Польша последует за Чехословакией. Угроза Франции, нашей второй Родине (вероятно, духовной? – В.Б.)… Да, дожили. Торжество коммунизма! Урок всем векам и народам, куда приводит «рабоче-крестьянское» правительство. По-моему, всякий честный коммунист и революционер должен бы сейчас пустить себе пулю в лоб» (цит. по: Невежин, с. 143).

Положение осложнялось еще и тем, что из-за условий пакта как раз пропаганда против основного врага страны, против гитлеровского режима, была во мгновение ока свернута, – и с параноидальными перекосами. Исчезли с экранов «Александр Невский», а с прилавков – книга Э. Тельмана, из оперы С. Прокофьева «Семен Катко» срочно изъяли эпизоды борьбы с германскими оккупантами… во время гражданской войны. Несчастный И. Эренбург, только что приехавший из оккупированного немцами Парижа, подвергся жесточайшей цензуре: допускалась лишь критика побежденных французов, но уж никак не их победителей!..

Естественно, в этой обстановке население было дезориентировано и попросту заморочено. Война будет, – но с кем? и когда?.. и какая?..

«Боевые действия конца 1930 – начала 1940-х гг. выявили у значительной части красноармейцев готовность защищать свою родину на чужой территории. Такая готовность создавала основу для использования Красной Армии в наступлении, но только при обязательном указании на оборонительный характер войны», – констатирует В. Невежин (с. 222). И в этих словах – краткий сценарий будущей Великой Отечественной!..

Впрочем, вернемся к ВОЗМОЖНЫМ военным планам советского руководства конца 30-х гг. Судя по всему, они были весьма амбициозны. Еще в июне 1940 года записной «комиссар» Союза писателей (и человек поэтому весьма информированный) Всеволод Вишневский проговорился: «Если нам придется заниматься Черным морем, Кавказом, Балканами и т.д., давайте подумаем об этом за месяц. Все должно быть сделано молча, организованно, заблаговременно» (Невежин, с. 231).

«Доподлинно известно, что летом 1941 года три фронта – Северо-Западный, Западный и Юго-Западный – были развернуты ДО ТОГО, как началось вторжение гитлеровских войск…» (Солонин, с. 25). А «развертывание фронтов у западных границ СССР всегда предшествовало скорому началу боевых действий» (там же, с. 24).

Вывод? Вот он: «Есть серьезные основания предположить, что полномасштабное оперативное развертывание Красной Армии для вторжения в Европу фактически началось 19 или 20 июня 1941 года» (Солонин, с. 26).

Этот же историк анализирует штаты советских воинских формирований на только что организованных (еще мирных!) «фронтах». Они раздуты до гигантских размеров против обычного. Недокомплект в 20–50%, которым многие мемуаристы объясняют наши поражения первых двух месяцев войны, следует считать именно с этим допуском!

Из всего этого М. Солонин делает вывод: всячески маскируя подготовку к войне, Сталин думал не о том, как ее «оттянуть», а о том, «как бы не спугнуть»… (Солонин, с. 29).

«Так началась война…»
 

Первые залпы немецкой артиллерии прогремели 22 июня в 4 часа утра. Были ли они так уж и неожиданны?

Командующего флотом Н.Г. Кузнецова срочно вызвали в Генштаб 21 июня. Но министр обороны С.К. Тимошенко и начальник Генштаба Г.К. Жуков были так заняты (чем? подготовкой к отражению возможной атаки или подготовкой к вторжению на чужую территорию?..), что попросту отмахнулись от него, – впрочем, предупредив о возможности нападения Германии. На свой страх и риск Кузнецов объявил на флотах полную боевую готовность, чем и спас наши корабли. Увы, о сухопутных войсках и авиации, находившихся не в его распоряжении, этого не скажешь… (Подробнее см. его мемуары «Крутые маршруты. Из записок адмирала»).

Любопытно: сведения о германских войсках, которыми располагал наш Генштаб, преувеличивали силы немцев в 2–3 раза! (сводную таблицу см.: Солонин, с. 501). Вот уж точно: у страха глаза велики…

А между тем, перевес все равно был на нашей стороне: например, у противника 3266 танков, у нас – 12379 (там же, с. 499).

Зато немцы превосходно знали места дислокации наших войск и лупили прицельно. Их агентура на недавно оккупированных СССР западных территориях работала превосходно.

Но только ли в этом причина первоначального успеха гитлеровцев, которые за восемь дней преодолели треть пути до Москвы? Они даже не обращали внимания на героическое сопротивление некоторых участков, предпочитая оставлять их, упорных, в своем глубоком тылу (как это случилось с Брестской крепостью).

К осени 1941 года под империей Сталина, казалось, разверзлась бездна…

Причину катастрофы М. Солонин видит не столько в растерянности наших войск, не в отсутствии боевого опыта (кстати, у немцев он тогда с их триумфальными блицкригами по гладким европейским дорогам тоже был невелик). Конечно, имело место и отвратительное, неграмотное руководство наших генералов; конечно, низок был уровень боевой и общей подготовки наших солдат и командиров (за несколько недель до начала войны к границе доставили, например, много новобранцев из Средней Азии; их хотели посадить на танки, а бойцы и машину-то порой видели впервые в жизни).

Заметим, все эти факторы были достаточно очевидны, но не мешали Сталину вынашивать захватнические планы, о которых упомянул говорун Вишневский.

Но были ли они, эти планы? Доказательство этого последовало через три дня после начала войны. Вечером 22 июня 1941 года наш посол в Хельсинки заявил, что СССР уважает и соблюдает нейтралитет Финляндии, а на рассвете 25 июня советская авиация нанесла мощные бомбовые удары по финским городам. Финляндию вынудило вступить в войну наше же, терпевшее сокрушительное поражение на Западе государство! Ситуация дикая, парадоксальная, необъяснимая и неизвиняемая…

М. Солонин полагает, что это произошло как бы автоматически. Просто командование Северного фронта дисциплинированно, в соответствии с загодя полученными предписаниями, приступило к осуществлению плана «Гроза» по вторжению Красной Армии в Западную Европу. Пресловутый сталинский «порядок» оказался не только неэффективным в деле обороны, но и плохо скоординированным и неповоротливым зверем.

Но завершим эпизод второй за два года войны с Финляндией, добавив еще одну подробность. В конце августа 1941 года немцы предложили финнам совместным штурмом взять Ленинград. Однако горячие финские парни наотрез отказались. Они только вернули себе территории, отторгнутые у них в 1940 году. А ведь «имея Финляндию в качестве – нет, не союзника, а всего лишь нейтрального соседа, Ленинград можно было бы снабжать сколько угодно долго по железной дороге через Петрозаводск – Сортавалу»! (Солонин, с. 81).

То есть трагедия ленинградской блокады просто не разразилась бы…

Но вернемся к анализу ПРИЧИН наших неуспехов лета 41-го года. Основную М. Солонин видит в гнилости сталинского режима. Ведь военные действия развернулись на территориях, которые помнили «голодомор» начала 30-х (Восточная Украина) или вкусили прелестей сталинского террора (Западная Украина, Западная Белоруссия и Прибалтика, из которых уже отправили в места не столь отдаленные около 400 тыс. жителей). Конфликт военный неизбежно переходил в плоскость конфликта социального и национального… «Занятые в 1939–1940 гг. территории Восточной Польши, Литвы, Латвии превратились для Красной Армии в ловушку» (Солонин, с. 459).

(Между прочим, и некоторые обыватели в коренных русских землях долго не ассоциировали свою судьбу с судьбой сталинского режима. Известно, что при подходе немцев к Москве осенью 41-го года начинались еврейские погромы – в угоду официальному антисемитизму нацистов, а московский бомонд – артистки Большого театра! – шили вечерние туалеты для встречи германских «освободителей»…)

Чутко уловив характер разразившейся катастрофы, Сталин отступил на миг от догм большевизма и обратился к народу со словами «братья и сестры», – будто (косвенно!) и прощенье прося…

И все же мы победили!
 

Итак, современные исследователи не склонны видеть в сталинской империи кануна войны некий монолит. Монолит был изнутри изъеден социальными конфликтами, которые лишь загнали вглубь многолетним террором, а поверхность «монолита» отполировали мощной струей пропаганды.

И все же война не стала гражданской. Напротив, она переросла в Великую Отечественную и, в конечном итоге, победоносную.

Почему?

М. Солонин предполагает, что сам Иосиф Великий тогда же ответил на этот вопрос: «…глупая политика Гитлера превратила народы СССР в заклятых врагов нынешней Германии» (Солонин, с. 484).

В чем же Сталин увидел глупость Гитлера?

Немецкие генералы не только сражались, но и умели анализировать увиденное. А видели они советский реал вблизи. И предлагали фюреру провести ряд мер антибольшевистского характера, – то есть мер, направленных против крайне непопулярных в народе сторон сталинского режима. Так, они предлагали признать независимость Украины, упразднить колхозы и вернуть землю крестьянам, отпустить советских военнопленных по домам. Предлагали обещать народу, что ликвидируют после победы ГУЛАГ.

Однако теперь наступила очередь Гитлера проявить твердолобый догматизм! Он требовал от своих генералов не союза со славянскими «недочеловеками», а их разгрома и уничтожения. Разумные предложения генерала фон Бока Кейтель завернул со словами: «Такие идеи не могут обсуждаться с фюрером» (Солонин, с. 485).

Даже начатое по инициативе армейского командования освобождение советских военнопленных некоторых национальностей было 13 ноября 1941 года запрещено. Зато колхозы Гитлер сохранил как удобную форму эксплуатации населения!

Новый режим оказался безнадежней и беспощаднее предыдущего. Поэтому и спасителя можно было обрести только в лице имевшейся государственной структуры, – а именно: сталинской!

А кстати, и бескрайние (и бездорожные) российские просторы стали вгонять немцев в депрессию уже к середине июля 1941 года, – имеются свидетельства современников. И это, вкупе с ожесточенным сопротивлением Красной Армии, сделало свое дело.

Блицкриг был сорван, и значит, нашему народу было дано время составить свое «мнение» о характере войны и об опасности новых поработителей.

Вот после этого война и стала Великой Отечественной.

Увы, испытание ею было так долго и кровопролитно, что итоги победы в дальней перспективе остаются гадательными и по сей день.

«Не оказалась ли та ярчайшая вспышка массового героизма, массового самопожертвования, которые явил изумленному миру советский народ, последним приливом сил умирающего?» (Солонин, с. 492).

Ответит на этот вопрос только будущее…
 

Использованная литература
 

Невежин В. «Если завтра в поход…» – М.: Яуза, Эксмо, 2007. – 320 с. – (Великая Отечественная Неизвестная война).

Солонин М. 22 июня, или Когда началась Великая Отечественная война. – М.: Яуза, Эксмо, 2007. – 512 с. – (Великая Отечественная Неизвестная война).